Что я люблю в себе

ДЕСЯТЬ КРАСИВЫХ МУЖЧИН РАССКАЗЫВАЮТ О ТОМ, КАК ОНИ ПРИШЛИ К САМОПРИНЯТИЮ И ЛЮБВИ

Теперь, когда мы прошли сквозь историю и обратно, чтобы открыть для себя истории красивых мужчин со всех концов света, мы предлагаем вам познакомиться с несколькими примерами из реальной жизни: людьми, живущими по соседству.

Как вы уже знаете из этой книги, красота — вопрос не просто вашей внешности или косметики, которую вы используете для самовыражения; это понятие шире и сложнее. Скорее, речь о том, чтобы принять себя такими, какие вы есть, полностью осознать свое живое, подлинное «я» изнутри. Мы надеемся, что эти уникальные истории вдохновят вас на собственный путь любви к себе и открытий, а также помогут осознать свою мужественность на собственных условиях.

1. Исайя Пиче

Уиттьер, Калифорния, писатель

Я человек с инвалидностью и гей — и я люблю каждую частичку себя. Однако принятие моей идентичности и любовь к себе — бесконечный путь. В том, чтобы быть геем и человеком с инвалидностью в патриархальном обществе — там, где доминируют трудоспособные белые мужчины, — есть и свои преимущества.

У меня церебральный паралич — и это результат халатности во время моего рождения. Меня оставили тонуть в утробе матери, пока врачи настаивали на естественных родах. В конце концов нас отправили на экстренное кесарево сечение, но слишком поздно.

Я идентифицирую себя как мужчину намеренно. Потому что общество говорит, что мужчины с инвалидностью — не совсем мужчины. Потому что общество говорит, что мужчин-геев нужно преследовать. Потому что я американец латиноамериканского происхождения в первом поколении, и мой отец — мужчина, и мой дед был замечательным мужчиной. Я идентифицирую себя как мужчину, потому что общество говорит, что латиноамериканских геев с инвалидностью не существует. Я идентифицирую себя как мужчину, потому что я мужчина.

Мои семьи — иммигранты из Мексики и Сальвадора. Как и во многих других, в латиноамериканской культуре существует гендерное неравенство, обусловленное патриархатом. Другими словами, «мальчики» и «девочки» воспитываются определенным образом. Мое самое раннее воспоминание несоответствия этой норме — как я играл с мамиными и бабушкиными туфлями: ковылял по дому и развлекался на десятисантиметровых шпильках. Но я не мог так играть, когда рядом были мужчины из моей семьи. Они меня за это ругали.

Сегодня я полюбил себя. Я знаю, что хорошо выгляжу. Я красив. Я — король геев с инвалидностью. Я пытаюсь сохранить здоровье, в том числе повторяя положительные установки. Я думаю обо всем, за что благодарен, молюсь и медитирую по утрам. Я также ежедневно занимаюсь спортом. Я понял, что спокойствие имеет решающее значение в поддержании любви к себе. Я знаю, что, будучи «красивым мужчиной», я помогаю распространять эту идею.

2. Кристофер Хадли,

Нью-Йорк, студент

Мое самое раннее воспоминание, связанное с трансгендерностью, даже не мое собственное. Когда я открылся лучшей подруге, она напомнила мне, что каждый раз, когда мы засиживались допоздна за разговорами, я спрашивал ее, будет ли она по-прежнему со мной дружить, если я стану мальчиком. Я не смог бы придумать лучшего начала своей истории, даже если бы попытался. Но тогда я боялся задавать этот вопрос. Я говорил ей (гораздо менее изящно, потому что мне было лет восемь): «Я по-прежнему был бы самим собой. Мой характер, все те же воспоминания, но я был бы мальчиком». Она до сих пор моя лучшая подруга, так что, думаю, ответ был положительным.

У меня непростые отношения с собственной трансгендерностью. Как и многие, я гораздо чаще, чем мне хотелось бы признавать, впадаю в интернализованную трансфобию. Однажды я признался другу, что не понимаю гордости, ведь быть трансгендерным человеком не то чтобы приятно — это просто значит, что ты родился неправильно. Взрослея, я постоянно пытаюсь избавиться от этих инстинктов. Даже живя в Нью-Йорке, я переживал жестокие моменты с незнакомцами на улице. Фрэнсис, одна из моих лучших подруг, однажды приехала навестить меня в День святого Валентина в мой университет в Бэй-Ридж. Это примерно 45 минут езды на поезде от станции, которая находится рядом с ее университетом. Она принесла мне цветы, а я принес ей книгу стихов. Мы шутим, что все в мире думают, будто мы встречаемся. Когда мы ехали обратно вместе в поезде, по пути в Fortune House за пельменями, женщина напротив нас привлекла мое внимание. Я посмотрел на нее, и она спросила меня: «Вы лесбиянки?» Это был удар под дых. Я покачал головой, но знал, что покраснел и выгляжу неубедительно. Тогда она спросила: «О, так вы, ребята, не вместе? Но вы лесбиянки, верно?»

После этого я немного отключился. Я знаю, что сказал ей: «Нет. Я парень». (Я иногда использую слово «парень», потому что оно не кажется угрожающим. А еще потому, что мне странно называть себя «мужчиной», когда я выгляжу на четырнадцать лет в свои лучшие дни. Я работаю над этим.) И я знаю, что после этого она начала перечислять все причины, по которым я не могу быть мужчиной. Список моих самых больших комплексов как в отношении моего тела, так и в том, как я себя веду. Вот как я сегодня могу обозначить собственное понимание мужественности — и мне нужно было это сделать с самого начала. Я никогда не мог бы стать таким же мальчиком, как мой брат: спортивным, харизматичным и т. д. Так что в некотором смысле мне было легче. Моя настоящая цель — стать мужчиной, которым я мог бы гордиться. Таким, как мой отец — эмпатичный, сильный и любящий людей.

3. Майка Сайрус,

Лос-Анджелес, сценарист телевидения

Когда я рос, у меня было искаженное представление о традиционно мужских качествах. И мой отец, и брат были альфа-самцами, образцами для подражания в отношении тех интересов и моделей поведения, которые я должен был перенять. Основная проблема заключалась в том, что меня не интересовали вещи, которыми увлекались они: спорт, прогулки на природе, погони за женщинами. Мне было трудно осознать свое место в мире, особенно когда я искал их признания и одобрения, которые в результате нашел только значительно позже.

Я начал говорить себе и другим, что хочу жить так, как подсказывает сердце. Если это значит использовать консилер или покрывать ногти лаком — я буду это делать. Мое понимание темнокожей маскулинности в детстве было основано на том, что я должен ходить с выпяченной грудью, быть неуязвимым и поддерживать идею о социальной приемлемости гомофобии. Я больше не верю во все это. Сегодня темнокожая