собачье дело – огрызается она, исходя яростью.

Нейт равнодушно жмет плечами и бросает один батончик на кровать, поняв, что предлагать его сейчас ей будет совершенно бессмысленно. Второй открывает и откусывает, ожидая, пока Нара накинется на него.

А ждать недолго.

Буквально все поры ее темного тела источают злобу, которая, если ее не выпустить – просто разорвет Нару изнутри.

Ждать долго не приходится.

Изничтожив еще одну лавину, Нара оборачивается и презрительно бросает ему, утирая нос от порошка небрежными движениями:

– Ты нахрена это сделал?

– Что именно – спокойно отвечает он, хоть и понимает, о чем речь.

– Не прикидывайся тупым! – визжит она, кажется, прямо сейчас готовая вцепиться ему в лицо – все знают, сколько народу положил твой чокнутый папаша! А если он правда замочит моего?

– Очень на это надеюсь.

Нейт сам поражается тому, что сказал это.

Внутри он просто ликует. Даже если после этого Нара вышвырнет его за дверь – удовольствия от сказанного он получил намного больше, чем мог бы получить от ее компании за все время до завтрашнего вечера.

Он бы никогда не осмелился сказать этого Наре.

Прежний он.

Нейт сразу чувствует себя не марионеткой, а человеком. Человеком со своим мнением, своими убеждениями, своими взглядами – который достаточно самодостаточен, чтобы выражать их, не боясь реакции другого человека. Не боясь потерять этого человека.

Потому что человек, что может уйти при любом не понравившемся ему слове – это потребитель.

Ему нужен не ты.

А то, что ты для него делаешь. То, чем ты для него являешься.

Нара на мгновение даже умолкает.

Совсем маленькое мгновение – чуть больше секунды, но Нейт его замечает. Она не ожидала этих слов.

Не ожидала, что может услышать их от него.

Она приготовилась говорить дальше, опираясь на его обычную, раболепскую реакцию.

Но ее озадаченность длится недолго. Она психует и, взмахнув рукой, шипит:

– Да пошел ты! – волосы подпрыгивают при каждом слове, словно не кудри, а множество пружин, растущих из головы – если отца грохнут, то меня отправят в детдом!

– Ты же всегда говоришь, что каждый сам должен отвечать за свои поступки.

– Опять ты со своим дерьмом! – бесится она, едва не налетев на Нейта коршуном – услышал новую фразу и вставляешь везде, не понимания значения!

– Вполне понимаю – жмет плечами Нейт – твой отец бил нас. И теперь ответить за этот свой поступок. Точнее, поступки.

– Нет, это не так работает – жестко хмыкает – меня отправят в детдом и это Я стану отвечать за ТВОЙ поступок! ЗА то, что твой сраный язык не держался за зубами!

Ну вот опять – Нара умудряется даже очевидную ситуацию вывернуть так, будто это он не прав.

Будто во всем произошедшем и том, что только произойдет – виноват только Нейт.

– Еще не факт, что тебя туда отправят – резонно замечает Нейт, доедая батончик с совершенно здоровым аппетитом – наши предки официально женаты. Мама может оформить опеку. Ей без проблем ее дадут.

– Ага, она бежит и падает – Нара вновь поглощает дорожку – на кой черт ей чужой ребенок?! Она сбагрит меня раньше, чем захлопнется крышка гроба отца!

Он ничего не отвечает.

Нейт не собирается ее переубеждать, или утешать, или извиняться, или чего она еще может ждать от него, продолжая развивать эту тему. Никто не может знать, как все обернется.

Даже если Питера грохнут – остается множество развитий событий. Как для Гвен, так и для Нары. И даже если воплотятся худшие из них – это лишь их проблемы. Они сами себя до этого довели. Если на то пошло – вмешиваться в происходящее могла и Нара. Могла рассказать о том, что творится в их доме – учителям, или органам опеки, или кому угодно. Даже со своей позиции она тоже могла если не остановить, то изменить многое.

Но никто не менял.

Ничего.

Все, кроме Джейзи, всё это время думали только о своей шкуре, так что пусть теперь не смеют винить Нейта, когда он решил подумать о своей.

Не получив ответа от Нейта, Нара какое-то время молчит. Занюхивает дорожки, о чем-то думает. Чуть успокоившись, вдруг изрекает:

– Ну вообще-то у меня есть тетка в Портленде.

– Да? – Нейт об этом не знал.

Если честно – сейчас ему это уже и неинтересно.

– Да – кивает – родная сестра отца. Я не много раз ее видела, но может, если Гвен не оформит опеку – она возьмет меня к себе. Че, два года всего осталось ведь.

– Ну да.

– Может я сама к ней сбегу – жмет плечами, уже окончательно утихнув так же быстро, как и разошлась. Подобно торнадо или какому-то сильному урагану.

Нейт лично не считает это здравым вариантом. Если Питера грохнут, пока она будет в бегах – а тетка ее в итоге приютить откажется, то для Нары останется лишь детдом. Мать сочтет ее слишком проблематичной из-за этого выкидона.

Проще бы остаться, дождаться решения Гвен, а потом уже пускаться во все тяжкие.

Он бы объяснил ей все это еще буквально неделей назад. Постарался бы переубедить, отговорить от необдуманных решений и действий.

Теперь же Нейт лишь безучастно кивает:

– Тоже как вариант.

Наконец, Нара замечает его отрешенность и подозрительно косится, сощурив глаза:

– В чем дело?

– То есть?

– Ты какой-то странный. Уже не первый день.

Все-таки заметила.

– Просто соскучился по школе.

– Ну да – усмешка – конечно, пай-мальчик. Соскучился по книжкам.

– По друзьям.

– Этим дегенератам – фыркает.

Да, она терпеть не может его друзей. Именно поэтому по школе, в основном, они всегда ходили вдвоем. Если вставал выбор – он отказывался от компании друзей в угоду ее собственной. Удивительно, как такими темпами он пока их вовсе не лишился.

Притом, что если Нара таскала с ними своих друзей (как Боба, например) – он и слова сказать против не мог.

Вся эта обида едва уже не вырывается у него обвинением к ней.

Но в итоге он решает промолчать. Время разборок прошло. Смысл выяснять отношения, которых уже нет?

И тогда, приняв его молчание за очередную покорность, Нара кивает ему на одну из двух оставшихся дорожек:

– Будешь? Развлечемся напоследок. Хочу трахаться всю ночь.

Наконец-то дело дошло до того, зачем Нейт тут объявился. Улыбнувшись, он забирает «разделительный бакс» и занюхивает дорожку, смачно шмыгнув:

– Годно – кивает.

По сути – у него нет особо ценных вещей. И, откровенно говоря, он собирается заняться их сбором в самый последний момент.