только хорошим.

На пару дней разговор о ребенке замялся, хоть тот и продолжал развиваться в ее чреве. Гвен думала, что Джек просто готовит речь, с которой сообщит, что требует от нее аборта.

Но он продолжал молчать. Как и она.

Они делали вид, что не было ни разговора, ни скандала, ни всего остального.

Включая беременности.

Срок шел и Гвен решила ничего с этим не делать. Она была рада, а Джек ни к чему пока не принуждал.

Это был странный момент ее жизни. Они с Джеком отдалились. В какой-то момент ей показалось, что он близок к тому, чтобы бросить ее.. или еще что хуже.

Но потом подошел нужный срок и она – робко и неуверенно – предложила сходить ему с ней на УЗИ. Гвен ожидала, что опять случится скандал.

Но Джек молча согласился.

А там, на УЗИ, его сердце растаяло. Едва он увидел их ребенка на экране, едва увидел эти пальчики и услышал сердцебиение, как вся мрачная аура, что окружала его и несла в себе неизбежное предзнаменование чего-то ужасного – будто исчезла.

Как и стена между ними.

Он вновь стал прежним. Более того – перестал делать вид, что Гвен не беременна. Он стал словно сторожевым псом, яро охраняющим ее покой.

Он сам вызвался присутствовать на родах.

И первым взял Джейзи на руки. Его лицо в тот момент играло всеми красками вещего изумления и безграничной любви. Ему было совершенно вново и неизведанно держать столь маленькое вопящее существо, которое является частью его самого – но притом он уже тогда любил его всей душой.

Джейзи стала брешью в его броне.

В какой-то момент Гвен даже казалось, что она третья лишняя в их семье.

Джек не отходил от дочери ни на шаг. Он менял ей подгузники, купал, кормил, укладывал спать, гулял с коляской. Он мог даже сам заснуть с ней на руках в кресле.

Он будто бы стал с ней одним целым.

И чем ближе он становился с их маленькой Джи, тем острее Гвен чувствовала, что он никогда не был настолько близок с ней самой. Хотя это она – она – подарила ему этого ребенка.

Она боялась, что Джи станет центром любви Джека. И рано или поздно вытолкнет с их орбиты Гвен.

Именно поэтому Гвен, едва ли не в срочном обязательном порядке, вознамерилась родить второго ребенка, чтобы как-то «разбавить» этим его фанатичную привязанность к первому.

Ослабить этот союз.

Помня реакцию Джека на неожиданную беременность – она в этот раз постаралась уговорить его.

Джи было всего пять месяцев и Гвен подозревала, что уговаривать придется долго.

Однако, Джек лишь говорил, что ему это надо.

Этот – второй ребенок – ему не нужен.

Он ни к чему. Зачем?

Но не было той агрессии, какую он проявлял к первому. Гвен знала – почему. Но оттого легче не становилось.

В итоге Джек – на удивление быстро – сдался. Согласился. И тогда родился Нейт.

И сердце Джека разделилось на две половинки. Одна была отдана его любимице Джи. Вторая подарена сыну.

Проблема в том, что не оставалось даже кусочка для Гвен.

Она все еще ее хотел. Желал. Они постоянно занимались любовью, распивали коктейли, хохотали и он одаривал ее различными украшениями.

Но видя как он относится к детям – Гвен явственнее всего поняла: он ее не любит. И никогда не любил.

Гвен увидела, как он относится к тем, кого любит.

Как относится к собственным детям.

Они получают то, и десятую часть чего никогда не получала Гвен.

Но она постаралась закопать это глубоко-глубоко и навсегда об этом забыть. Это неважно. Главное, что она его любит. Ее любви хватит на них двоих. Джек уникальный мужчина. Ей безумно повезло, что он в принципе обратил на нее внимание.

И то, что он любит их детей – наоборот хорошо.

Неважно, любит ли он ее. Да, он говорил, что рано или поздно этот момент наступит и она согласилась с ним. Но теперь, вопреки всем его прогнозам, этот момент не наступит никогда.

Теперь, благодаря этим детям, она навсегда связана с Джеком Райтсоном, перестанет он того когда-нибудь хотеть или нет.

Эти дети – ее золотой ключик к сердцу любимого мужчины.

Ключик, который она будет сжимать так крепко, как только сможет. И который ни за что, ни при каких обстоятельствах, не отпустит.

Никогда.

Глава 29

Вы никуда не переедете.

Я все еще удивленно перевариваю сказанное Кевином. Даже забываю про тумбочку, которую я начала перебирать.

– В смысле? – говорю – папа все-таки даст нам остаться?

Кевин не отвечает.

– Кевин? Почему мы не переедем?

Молчит.

– Вообще или именно завтра?

Если честно – мне не нравится собирать вещи. Но еще больше мне не понравится их заново разбирать, если наш переезд действительно по каким-то причинам отложится.

– Мне что, можно не собирать вещи? – решаю вывести его на чистую воду наводящими вопросами.

Тем более, что на этот он уже сам раньше дал ответ.

«Ты ничего не забудешь, потому что тебе ничего не надо собирать».

Но теперь он молчит даже на это.

– А Нейт переедет? – пробую последнюю попытку – или он тоже нет?

Тут до меня доходит. «Не переедете». Множественное число.

Значит, мы оба. Однако, я не сильно этому верю.

Да, Кевин ни раз доказывал, что он может угадывать. Про то, когда нашли Нейта, или про то, что они будут дома. Даже про то, что могла случиться беда (хотя это достоверно проверить уже никогда не получится – быть может, даже без моего вмешательства никакой беды бы не случилось).

Однако поверить в то, что папа забьет на все это и скажет «да плевать, я передумал, оставайтесь» – сложно. Еще сложнее представить, что Нейт на это спокойно ответит «да, конечно па, как скажешь».

Нейт намерен переехать.

Он этого хочет.

Он это и спровоцировал.

Даже если поменяется мнение отца на счет принудительного переезда (что очень вряд ли) и передо мной встанет дилемма – Нейт-то точно переедет. Тогда почему Кевин говорит «не переедете».

Или может, отец откажется от своих слов и встанет в позу? Не поставит нас перед выбором, а прямо откажет в переезде к нему? Но на это должны быть очень весомые причины.

Как минимум – его смерть.

Иначе папа никогда не оставит нас в доме с тем, кто нас колотит. Но то, что его вдруг убьют как раз