Если бы он не сбежал с ней, то кто знает, насколько скоро ему бы стали очевидны эти, и так, казалось бы, очевидные вещи. Быть может, потребовался бы еще год сомнений и терзаний в колебаниях того, действительно ли это так или он просто себя накручивает.

Ведь он думал об этом давно.

Но заставил себя принять истинность этого лишь после тех событий.

Отчасти, именно поэтому он все выложил отцу, как есть.

Нет, Нейт бы никогда не стал сдавать мать просто по собственному желанию. Никогда бы не подошел к отцу и не сказал «а знаешь, на самом деле все не так круто у нас в семье». Эта мысль до сих пор кажется ему дикой и чуть ли не преступной.

Это подло.

Как минимум, даже если бы он решил так сделать – то вначале сообщил бы об этом самой Гвен. Дал ей шанс исправиться, последнюю попытку что-то изменить в укладе их жизни, а уж потом, ожидаемо не заметив изменений, пошел бы к отцу.

Здесь просто все сложилось, как нельзя лучше.

Он честно не собирался поднимать эту тему сегодня. Хромать Нейт уже перестал, в целом прошел уже не один день. Да и Нейт вообще не подозревал, что они сегодня встретятся с отцом.

Из-за синяка Джи, Гвен решила, что встречи на ближайшие две недели отменяются.

Но когда правда вскрылась – не его устами, и даже не чьими-то еще – смысла скрывать что-то уже не было. Это было словно проведение судьбы. Отцу ведь реально никто ничего не говорил. Ни Нейт, ни Джи, ни тем более Гвен или Питер. И Джи нарочно не спускалась, демонстрируя синяк. И отец не влетел в ее комнату неожиданно, застукав за этим.

Все всё делали, как полагает – но судьба все равно распорядилась так, чтобы отец увидел синяк. И тогда Нейт решил, что смысла перечить судьбе нет, тем более, когда тот заговорил про переезд.

Дом у отца намного больше – настоящая резиденция, где он жил до 13-ти лет, пока они с Гвен не расстались – это раз. Два – там Нейта точно никто не будет колотить, и ему не придется постоянно опасаться за любую мелочь. Там есть все удобства – как минимум, не надо быть мыть посуду в раковине, когда есть посудомоечная машина. Что его держит в этом доме теперь, когда он окончательно разобрался в своих отношениях с Нарой?

Да ничего.

Она была единственным, что держало его рот на замке.

Матери они абсолютно безразличны – по крайней мере в его, нормальном понимании неравнодушия. От отчима единственное, что видят – это постоянные упреки и тумаки. Дом бедный, школа государственная. Никаких карманных денег.

Когда Нейт это понял, то задался вопросом – что же эти два года заставляло молчать Джейзи? Почему она, подловив такой же удачный момент, не вывалила все, как есть?

Ведь она с самого начала была в той же ситуации, что Нейт сейчас – и даже хуже.

У него хотя бы есть куча друзей в нынешней школе.

А у нее и этого нет. Он это знает. Драгер одно время пытался дрочить его тем, что его старшая сестра настоящая задротина да еще и прилипала. Так он узнал, что она, словно непонимающая дурочка, уже несколько месяцев липнет к их компании.

По хорошему – следовало спросить у нее, зачем она это делает и, быть может, на правах популярного младшего брата, в чем-то и помочь. Но он тогда жутко смутился. Подобный разговор показался ему крайне неловким даже в мыслях, и с тех пор он просто старался избегать компании сестры даже дома.

Одно ее присутствие ставило его почему-то в неловкое положение.

Он представлял как она так же молча стоит рядом с компашкой Драгера, а они над ней стебаются.

Нейт наблюдает, как Питер поднимает Гвен с пола (не нежно, в попытке утешить, а резко и грубо, как мешок с картошкой, который он должен перетащить в другое место) и ведет в спальню. Он не уверен, что Питер станет утешать его мать.

Скорее, напротив, добавит проблем. Накричит за то, что она позволила разговаривать с ним в таком тоне своему бывшему, что вообще пустила его на порог и допустила то, что тот увидел синяк. И все такое прочее.

Собственную вину Питер признает очень редко, просто когда нет других вариантов. В остальных случаях старается обвинить в этом всех вокруг.

Когда Гвен и Питер окончательно скрываются в спальне и дверь за ними закрывается, Нейт оборачивается к Наре. Та, скрестив руки, смеряет его презрительным взглядом и уносится в свою комнату. Он уже собирается пойти следом, как его останавливает Джейзи.

В совершенно непривычной ей манере – схватив его за локоть и дернув за себя. В ее глазах – одновременно паника и обескураженность. Она совершенно сбита с толку.

– Какого черта это было? – начинает она – что на тебя нашло?

При этом не кричит. Такое чувство, что она действительно просто интересуется, но не может удержать свои эмоции под контролем.

Может, помимо интереса в ее тоне сквозит обвинение.

Все-таки, Нейт слышал, как она твердила отцу, что не хочет уезжать. Непонятно почему, но она стояла на своем, пока не поняла, что это бессмысленно и бесполезно.

Нейт жмет плечами:

– А что не так?

– Что не так? – вскидывает брови – ты заложил маму! Ты сдал ее.

Еще одна.

– Я просто сказал правду. Ту, кстати, которая и так всплыла на поверхность.

– Нет. Папа не знал, что Питер нас бьет все два года.

– Теперь знает.

– Как ты не понимаешь? – она одергивает руку, словно обожгясь о его – ты что не слышал, что он говорил маме? Как угрожал?

– Да ничем особенным он ей не угрожал – справедливо замечает.

Может, сестра правда перенервничала и толком не поняла, что в итогу «досталось» маме, а что Питеру?

– Он всего лишь лишит ее родительских прав – говорит Нейт – и возможности видеться. На счет совершеннолетия – не уверен, что станет так запариваться, если она больше не будет делать ему мозги. Скорее всего, после 18-ти мы сможем свободно с ней общаться. Вот и все.

– Вот и все?! Даже если так, как говоришь ты – я не смогу видеть ее год, а ты два. Для тебя это – «вот и все»?

– Я считаю, это справедливым. Не уверен, что даже без запрета стал бы наведываться к