Шанталь ответила после третьего гудка.

– Марк-Эдуард?

– Да. – Он помолчал. – Как ты?

«Зачем я позвонил? А вдруг Динна проснется?»

– У тебя какой-то странный голос. Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего не случилось, просто я очень устал.

– Это естественно. Вы поговорили?

Как же Шанталь настырна. Раньше Марк не замечал за ней такойособенности.

– Вообще-то нет, так, немного.

– Догадываюсь, как тебе должно быть трудно.

Шанталь вздохнула.

– Да, нелегко. – Марк помолчал. В коридоре послышалисьшаги. – Шанталь, я тебе позже перезвоню.

– Когда?

– Позже. – Пауза. – Я люблю тебя.

– Я рада, дорогой, я тоже тебя люблю.

Марк положил трубку, рука у него дрожала. Шаги приближались.Но оказалось, что он испугался напрасно, это был всего лишь смотритель дома –он пришел поинтересоваться, как они устроились. Удовлетворенный ответом Марка,смотритель ушел. Марк снова устало сел. Он отчетливо осознал, что так не можетпродолжаться, нельзя вести двойную игру до бесконечности. Звонить Шанталь ивосстанавливать мир с Динной, летать из Калифорнии во Францию и обратно,выкручиваться и придумывать оправдания перед обеими женщинами, а потом,чувствуя угрызения совести, осыпать обеих подарками. Динна права.Изворачиваться эти несколько лет было очень тяжело, почти на грани возможного.Но тогда Динна не знала правду, а теперь знает, и это все изменило. Марк опятьпочувствовал себя хуже. Он закрыл глаза, и его мысли мгновенно унеслись спрошлое, в тот день, когда он последний раз виделся с Пилар. Они тогда гулялипо берегу моря. Пилар его поддразнивала, он смеялся, потом серьезно потребовалот нее обещания, что она будет осторожна с мотоциклом. Она снова засмеялась.

К горлу подступил ком, и Марк громко разрыдался. Он даже неслышал, как в комнату, ступая в одних чулках, бесшумно, как кошка, вошла Динна.Она медленно подошла к Марку и положила руки на его плечи, содрогающиеся врыданиях.

– Все в порядке, Марк, я с тобой. – По ее лицу тож??текли слезы, Марк почувствовал, как они впитались в его рубашку, когда Диннаприжалась щекой к его груди. – Все хорошо.

– Если бы ты знала, как я любил Пилар... Ну зачем я этосделал! Если бы я не купил ей этот чертов мотоцикл! Мне надо было понимать, чемэто может кончиться!

– Сейчас это уже не важно. Так было назначено судьбой.Ты не можешь теперь убиваться всю жизнь.

– Но почему? Почему это случилось с Пилар, почему снами? Мы уже потеряли двух мальчиков, а теперь лишились последнего ребенка.Динна, как ты это перенесла?

Она крепко зажмурилась.

– Марк, у нас нет выбора. Я думала... когда два нашихмальчика умерли, я думала, что сама умру. Мне казалось, что я не смогу прожитьни дня. Мне не хотелось жить; наступал очередной новый день, а мне хотелосьзабиться в какой-нибудь угол и никогда из него не выходить. Но я не забилась,каким-то образом я продолжала жить. Отчасти из-за тебя, отчасти из-за самойсебя. А потом у нас появилась Пилар, и я забыла ту боль, я думала, что мненикогда больше не придется ее испытать. Но теперь я снова вспомнила, что этотакое, только на этот раз все гораздо хуже.

Динна опустила голову. Марк обнял ее.

– Я понимаю. Знаешь, как бы я хотел, чтобы наши сыновьябыли живы! А теперь у нас больше нет детей.

Динна молча кивнула, обостренно чувствуя боль, скрытую заего словами.

– Я бы все отдал, чтобы вернуть Пилар.

Они долго сидели молча, обнимая друг друга. Потом вместевышли в сад. Когда они вернулись, наступило время обеда.

– Если хочешь, мы можем пообедать в деревне. Маркпосмотрел на Динну скорбным и усталым взглядом. Она покачала головой.

– А может, будет лучше, если я что-нибудь приготовлюздесь? В доме есть продукты?

– Смотритель сказал, что его жена принесла хлеб, сыр ияйца.

– Что ты на это скажешь?

Марк равнодушно пожал плечами. Динна сняла свитер, которыйнадевала на прогулку, повесила его на спинку массивного стула в стиле ЛюдовикаXIV и пошла в кухню.

Через двадцать минут у нее были готовы яичница-болтунья,тосты с сыром бри и две чашки горячего кофе. Динна сомневалась, что им обоимпосле еды станет легче. Разве еда имела сейчас хоть какое-то значение? Всюнеделю их уговаривали поесть, как будто это могло что-то изменить. Но у Диннысовершенно пропал аппетит, она могла бы не есть совсем. Она и сейчас приготовилавсе только ради Марка, ну и еще для того, чтобы чем-нибудь занять себя и его.Почему-то ни одному из них не хотелось разговаривать, хотя им было что сказатьдруг другу, и немало.

Поели молча, а затем они разошлись по разным местам. Диннаотправилась рассматривать картины, развешанные в галереях и по стенам длинныхкоридоров, а Марк ушел в библиотеку. В одиннадцать оба так же молча легли вкровать. Утром, едва Динна пошевелилась, Марк тут же встал с постели. Первоеслово было сказано не раньше одиннадцати. Динна сидела за туалетным столиком,она лишь недавно встала, с утра ее подташнивало.

– Ты плохо себя чувствуешь? – Марк встревоженнонахмурился.

– Нет-нет, со мной все в порядке.

– По твоему виду этого не скажешь. Может, приготовитьтебе кофе?

Динну затошнило даже от одной мысли о кофе. Она отчаяннозамотала головой.

– Спасибо, не нужно, честное слово, все нормально.

– А тебе не кажется, что что-то не так? Ты уженесколько дней просто не похожа на себя.

Динна попыталась улыбнуться, но попытка провалилась.

– Мне неприятно это говорить, дорогой, но ты тожевыглядишь неважно.

Марк только плечами пожал.

– Может быть, у тебя открылась язва?

Язва желудка развилась у Динны еще после смерти их первогоребенка, и она так и не зарубцевалась окончательно. Динна снова помоталаголовой.

– У меня ничего не болит. Я просто постоянно чувствуюсебя обессиленной, и временами меня тошнит. Это просто от усталости. – Онаснова попыталась улыбнуться. – Ничего удивительного. В последнее время мы обане высыпались – смена часовых поясов, долгие переезды, потрясение... Думаю,можно только удивляться, как мы до сих пор держимся на ногах. Я уверена, что уменя нет ничего серьезного.

Марк недоверчиво кивнул. Он заметил, что, вставая, Диннанемного пошатнулась. Конечно, эмоциональные потрясения могут влиять на человекасамым неожиданным образом. Динна пошла принять душ, и Марк снова задумался оШанталь. Ему хотелось ей позвонить, но она бы потребовала от него отчета, сталабы спрашивать, какие у него новости, а ему было нечего ей сказать – кроме того,что он проводит уик-энд с женой и оба они чувствуют себя хуже некуда.