сделал что-то невообразимое — сбросил пелену с глаз. Я все сделала правильно. Анзель отомстит за меня, Ланс не провернет это снова, когда кругом куча людей, вампиров, саммит на носу. Убийца Мадлен будет наказан, больше никто не умрет.

Я знала, что он так просто не отпустит меня, даже если появится Джастин или Анзель. По глазам вижу, что не отпустит. Как и знала то, что иногда между добром и злом существует размытый, словно туман, промежуток. У кого-то он больше, кого-то меньше, иногда, обманувшись, можно принять этот промежуток за добро, а иногда за зло.

Его грудь поднялась в глубоком вдохе, и он еще сильнее расправил плечи, заполняя собой все пространство. Затем завел руку под мою голову, намотал волосы на кулак и отвел назад, заставляя изогнуться и открыть взгляду шею. Мы словно два титана слившиеся в битве, не могли подавить волю друг друга, но он превосходил меня в физической силе и без зазрения совести пользовался этим преимуществом. А я наивно ждала — помощи от Анзеля, а от Ланса откровений. Зачем? Для чего? Цена — моя жизнь. Так что же за товар?

— Зачем тебе это?

— Я хочу жить вечно, любовь моя… — прошипел он, затем лизнул языком мою шею, — Но провернуть такое и не пить человеческую кровь довольно сложно. Чем тогда мы будет отличаться от них? Сотрем эту незримую грань. Нет, нет…

— Ты больной, природу не обманешь… — я тянула время как могла. Быть может сейчас меня спасут?

— Глупая, лгунья… — Его рука коснулась моей талии, поднялась выше, больно сжала грудь, — До сих пор хочу раздеть тебя и оттрахать до потери сознания. Но этот гребаный вампир уже сделал это, верно? Трахал тебя вместо меня.

Ланс отнял руку от моего тела так быстро, будто обжегся. Слова его пачкали грубостью. Сердце все отчаянней и отчаянней билось в груди.

— Сколько же душ ты погубил раде своего тщеславия?

— Могу позволить себе не считать. Да будет вечная жизнь.

Взгляд мой упал на изящные мраморные пальцы, сжимавшие кинжал размером с мое предплечье. Тот самый стилет, что уже раз коснулся моей нежной кожи. Мелодия лилась сладким медом, обнимая и обволакивая. Словно музыканты играли только для меня, прощальная песня моей жизни. В этом странном полумраке он словно сбросил маску молодого парня и передо мной была восковая фигура, которая вот-вот треснет, кожа рассыпится, как старая штукатурка. Его время на исходе. Время молодости, жизни. Цена — моя жизнь? Готов ли он ее заплатить? Готов. И делал это ни один раз.

Я не закричала, даже не сумела понять почему обжигающая боль взорвалась в ребрах. На моих красивых полных губах запузырилась кровь. Язык отяжелел и едва ворочался во рту, волосы взмокли и слиплись. А вот учащенного сердцебиения не наблюдалось, наоборот — оно билось все медленнее, все громче. Тук-тук-тук… Тук-тук… Тук… Тук… … Тук… Мои глаза закрылись, и как бы ни боролась, я не могла снова открыть их. Странные образы проносились в голове. Размытые и разбитые воспоминания мелькали в густом тумане, возможно, как результат умирающего мозга. Или, быть может надо мной глумились образы будущего, которого я никогда не узнаю.

Судьба жестока; она дает смертным почувствовать вкус жизни лишь для того, чтобы вскоре отнять ее. И я боюсь, что на сей раз именно так и произойдет. Боль затопила все мое сознание. Смерть посетила меня, когда я об этом даже не мыслила: провела кончиками когтей по затылку, тенью проникла в первозданные сны, отравив цвета, придав всему вкус пыли, разбив надежды и засыпав пеплом — забрала все что у меня было в одно короткое, но такое значимое мгновение.

Ланс растаял, как и весь мир вокруг него.

Когда несколькими минутами позже вампир с темными волосами вошел на балкон, он почувствовал запах крови, которая уже начала сворачиваться. Так пах мертвец. Горячее сердце застучало быстрее. Он в два шага оказался рядом с источником запаха. Раздался душераздирающий крик. В этом крике не было ничего кроме чистой животной ярости.

Глава 29. Семья

Постоянное неровное покачивание заставило открыть глаза. Все расплывалось в багровом тумане. Моргала, пока зрение не прояснилось. Масляная лампа бросала мягкий свет на багровую отделку. Я была в экипаже, лежала на заваленном подушками и тряпками полу, окна плотно зашторены, поэтому царил полумрак, не давая оценить день сейчас иль ночь. Я снова моргнула и посмотрела на свое тело, укрытое тонким синим одеялом. Посмотрела, пытаясь понять — какие сюрпризы ожидают меня этим утром. Ведь я очень хорошо помню, как недавно умерла. Разве может быть это место раем или адом? Выдохнула, отбросив одеяло и оглядела себя — похоронное платье точь-в-точь как у Мадлен, шелк прикасается ко мне словно возлюбленный, прохладный на груди и легкий на бёдрах, мягкие тапочки на ногах, амулета почему-то на шее не было. Я засунула руку под платье и коснулась уродливого шрама, который стал причиной моей смерти. Ощущение было неприятное, но дырки не было. Такое чувство, что шрам старый, прошлогодний, не свежее, без зеркала не разглядеть.

— Что вообще происходит… — прохрипела я вслух. Голоса почти не было, невыносимо хотелось пить и есть. Ослабевшие руки и ноги загудели от внезапного напряжения. Прошло не менее трех дней с моей смерти, ведь меня похоронили…

Интересно, мое оживление — запланированное мероприятие или я сейчас всех напугаю и стану причиной новой байки? Ожившая послушница вернулась отомстить. Ха! Настроение было великолепным, я жива! Жива! Умирать было крайне неприятно, повторять этот опыт не было никакого желания, поэтому придется поднапрячься, чтобы скрыться в лесах и попытаться пересечь границу с землями вампиров.

Внезапно послышался смех, девичий, будто знакомый. Кто-то управлял повозкой и среди низ была женщина. Пришла на ум Джованна, но та, скорее всего, даже не знает что-то такое — веселиться и смеяться.

Пока я сосредоточенно размышляла, карета остановилась, я отчетливо слышала, что сопровождающих минимум двое, голосов больше не было слышно, но бытовой шум говорил о том, что они скорее всего не знают, что я проснулась. Я аккуратно встала и толкнула дверь кареты.

Солнце клонилось к закату, нависая над полем пшеницы, которая недавно взошла. Мошкара и комары вились над головой в лучах заката, красно-оранжевые всполохи окрасили зеленую траву и листву вокруг, будто она светилась изнутри. А запах! Пахло свежестью, лесом и влажной землей! Я замерла, потрясенная этим моментом красоты, когда услышала:

— Ты очнулась… — голос сестры разрезал мое израненное сердце на тысячу мелких