Ларкин тайком пробрался в захудалую деревушку и осмотрелся в поисках хижины Хенрика. Долго искать ему не пришлось. Он буквально ощущал заброшенность и ужас, окружавшие это жилище. Будто бы Хранитель провел уже так много времени рядом со смертью, что узнал ее, как старого друга.

Прячась в тени, Ларкин обошел хижину и, обнаружив выбитое окно, понял, что его подозрения подтвердились. Разбитое стекло, сквозь которое беспрепятственно проникал холодный зимний воздух, так никто и не восстановил. Однако в домике больше не было никого, кто нуждался бы в защитном тепле.

Ларкин забрался в хижину через окно и теперь стоял, окруженный хаосом и запустением. Несмотря на темноту, он понял, что с момента убийства здесь ничего не изменилось. Хранитель спустил с плеч мешок и достал один из талантов, который привез из Мелидриана. Яркое мерцание сияло внутри стеклянного шарика, ожидая освобождения. Но Ларкин не решался разбить огненный талант, потому что он напоминал ему Фрейю и ее улыбку, которая была ярче и теплее любого пламени.

Он надеялся, что это пламя не погасло в Амаруне.

Ларкин был ослеплен Фрейей, но, конечно, заметил, как неохотно она вернулась в человеческую столицу. Принцесса предпочла бы остаться в Нихалосе, но Киран не оставил ей другого выбора. Ведь нельзя было предвидеть, какие последствия повлечет за собой несостоявшаяся коронация. За это Ларкин был ему благодарен, потому что безопасность Фрейи была для него важнее всего, а Мелидриан совсем не подходил для людей. Впрочем, он также не был уверен, что Фрейе подходит королевский замок.

Да, девушка была принцессой, но она также была алхимиком – и, возможно, даже больше, чем это. Хранитель собственными глазами видел, как Фрейя без всяких церемоний коснулась магического кинжала. Вообще-то она должна была рухнуть на колени от боли, но ничего подобного не произошло. Ларкин не встречал похожих случаев за свои более чем двести лет службы Хранителем.

Магическое оружие было создано фейри во время войны с намерением не дать людям ничего, что могло бы быть направлено против волшебных существ. Почему Фрейе все же удалось это сделать, оставалось для Ларкина загадкой, и он не знал, действительно ли хочет ее разгадать. Потому что, если Хранитель найдет ответ, он будет обязан поделиться им с принцессой. А это могло подвергнуть опасности не только его самого, но и Фрейю.

Ларкин стряхнул с себя мысли о Фрейе, и воспоминание о ней лопнуло, подобно таланту в его руке. Тонкое стекло раскололось, и когда мужчина разжал кулак, на его пальцах пылало легкое пламя. Желтовато-красный свет залил полуразрушенную хижину. Хаос оказался намного хуже, чем он предполагал в темноте, и, как и раньше, Ларкин заинтересовался, что хотели украсть здесь воры. Хижина была крошечной, с одной только комнатой, в которой жили и готовили пищу. Спальное место прежде было отделено от остальной комнаты занавеской, которая была, скорее всего, сорвана с потолочной балки. Ларкин решил так, заметив несколько клочков ткани, оставшихся висеть на древесине.

Пол был усеян битым стеклом и глиняными черепками. Очевидно, злоумышленники сметали с полок абсолютно все. Ящики были выдвинуты и опрокинуты, двери всех шкафов – распахнуты. Очевидно, воры что-то искали, или, по крайней мере, все должно было выглядеть именно так.

На полу Ларкин заметил красные пятна. Его взгляд проследил за кровавыми следами до стула, сплошь перепачканного свернувшейся кровью. Она была на спинке и ножках, образуя под сиденьем лужу, которая давно затвердела, превратившись в коричневую корку. Наверное, кровь уже так глубоко проникла в древесину, что навсегда окрасила пол. Это было не простое убийство, а казнь, возможно, сопровождавшаяся пытками. Но зачем такая жестокая процедура? Что мог значить для преступников такой человек, как Хенрик?

Теперь это предстояло выяснить. Ларкин бегло огляделся вокруг и заметил над камином миску с жиром. Он зажег вставленный в него фитиль и потушил магический огонь в своей ладони, чтобы беспрепятственно обыскать хижину. Сперва мужчина опустился на корточки перед залитым кровью стулом и сделал глубокий вдох, но запах крови уже улетучился. Поэтому Хранителю пришлось искать улики обычным способом, и он решил начать с закутка, который прежде служил спальней.

Ларкин осматривал каждый предмет, на который натыкался, поднимал перевернутую мебель, чтобы узнать, что скрыто под ней. Хенрик казался простым человеком. Его скудные пожитки состояли из различных горшков и кувшинов, а также стопки невзрачной одежды. Самым ценным имуществом убитого, по-видимому, были его припасы, и они, несмотря на бедность жителей деревни, лежали на кухонных полках нетронутыми.

Ларкин вернул на место упавший шкафчик, из которого со звоном посыпались на пол инструменты. Хранитель застыл, вслушиваясь в ночь. Но вся деревня спала, и никто не услышал его. Мужчина осторожно опустился на колени. Он перебрал по отдельности все инструменты, до последнего молотка и плоскогубцев.

Ничего.

Почему, во имя короля, Хенрик должен был умереть?

Ларкин выпрямился и еще раз тщательно огляделся. Что он упустил? Что искали в этой хижине воры? Возможно, они нашли это и забрали с собой, и ему никогда не напасть на их след.

Хранитель сердито пнул опрокинутую корзину. Та пролетела через комнату и врезалась в груду дров. Ларкин с ненавистью уставился на поленья, словно они были во всем виноваты, как вдруг что-то еще привлекло его внимание.

Кожаный переплет был того же коричневого цвета, что и дерево, на котором лежала книга. Ларкин мог бы и не заметить ее. В таком доме книжка выглядела совершенно неуместно, и все же она казалась единственным предметом в хижине, который был умышленно помещен на свое место.

Ларкин взял книгу в руки, удивленный тем, что такой человек, как Хенрик, владел письменным словом. В таких городах, как Амарун, теперь было принято, чтобы граждане среднего класса владели этим умением. Но в таком месте, как Рихволл, такой дар казался странным, если не подозрительным.

Ларкин раскрыл том и уже на первой странице понял, что держит в руках дневник. Первая запись была сделана еще более двух лет назад. В ней Хенрик рассказывал о жуках, которыми было заражено одно из его полей, писал о поездке в Двурог, которую он, видимо, планировал. Вторая запись упоминала о ссоре в таверне. В третьей записи речь шла о плохой погоде, в четвертой Хенрик жаловался на боли в спине и писал о своем решении отложить из-за этого поездку на несколько дней. Ничего необычного.

Ларкин продолжал листать. Некоторые записи были длиной всего в две-три строчки, другие простирались на несколько страниц. Знал ли Корван, что его брат так страстно вел дневник? Не пропустив ни одного дня, он заполнил книжку до последнего листа. Тем не менее эта последняя запись была сделана уже несколько месяцев назад и была так же бессмысленна, как и все предыдущие заметки. И все же Ларкин не спешил откладывать книжку. Она явно имела какое-то значение. Иначе зачем убийцам или самому Хенрику так открыто оставлять старый дневник на груде дров?

Ларкин еще раз открыл первую запись и шагнул ближе к свече. Должно быть, он что-то упустил и не уйдет, пока не разгадает эту загадку. Хранитель пристально рассматривал каждую букву и держал страницы над пламенем, чтобы посмотреть, не спрятано ли в них тайное сообщение. Но ничего не было. Только чернила на бумаге и слова о счастливой, но обычной жизни.