должности, а живёт в какой-то дыре в четвёртом этаже дома на Мойке, 92. Даже окна квартиры — и те выходят во двор. Вроде бы умный господин, так хорошо начинал, а живёт только на жалованье. Слава богу, таким людям противопоказано плодиться, иначе пришлось бы весь его выводок отправить на встречу со Всевышним. Всё равно ничего путного не вырастет.

Какой же это чиновник для поручений, если всю жизнь гоняется за всяким отребьем? Только в прошлом году допустили этого безнадёжного бездаря к серьёзным делам, и то, если бы не сменился начальник сыскной полиции, так бы и бегал за похитителями простыней с чердаков.

Преступник с брезгливостью откинул листок бумаги. До сих пор он с гадливостью вспоминал сыскного надзирателя Чубыкина, которого заманил не хитрым, но проверенным способом. Пообещал за содействие красненькую. Тот, как послушный телок, взошёл на алтарь мести. Но какой отвратительный запах пота исходил от него — словно эти государственные чиновники позабыли, что существуют мыло и вода.

Нет, решил для себя убийца, этот, наверное, тоже пропах потом и ещё чем-нибудь отвратительным.

И последний сам собой просился в руки. Именно он ездил в Псковскую губернию. Убийца узнал об этом случайно: оказался невольным свидетелем разговора. Хотел было пуститься вслед за чиновником для поручений, но затем передумал. Ну, что нового он там может узнать? Про смерти? Так там всё чисто, просто несчастные случаи. Подумаешь, оказались эти люди не в том месте не в то время. Перешли, так сказать, ему дорогу и теперь поплатились за свою глупость.

Лунащук Михаил Александрович, 38 лет. Гляди-ка, подобрались все чуть ли не одного возраста. Любопытно. Ладно, речь о другом. Православный. Дети? Нет. Проживает в Столярном переулке в доме 18, в третьем этаже. Совсем рядом.

Кого же выбрать?

Вначале убийца отложил в сторону листок с фамилией Власков. Это самая простая добыча, ею можно заняться в любое время. Затем последовала бумага, на которой значилось: Филиппов. Его можно оставить на закуску.

Преступник улыбнулся уголками губ, представив, какой ужас охватит служителей закона в сыскной полиции, когда найдут начальника с перерезанным горлом и лежащих рядом с ним его детей, а возможно, и всех живущих в квартире, рядом с полицейской частью, где с утра до вечера дежурят вооружённые люди.

Он потёр руки в предвкушении удовольствия от своих грядущих планов. Можно было уехать подальше, где никто никогда его не обнаружит, но не хотелось уезжать не отомщённым за то, что полицейские не пошли по намеченной им дороге. За непослушание детей наказывают.

Теперь эти.

Лунащук или Кунцевич?

Кунцевич или Лунащук?

Выбор невелик, но он есть. Кто же первый? Усатый или безусый? Высокий и худой или плотный и низкий? Хотелось перевернуть листы, смешать, или просто написать на кусочках картона фамилии, бросить в шляпу и вытащить один из них. Что лучше? Довериться слепому случаю, понадеяться на помощь свыше или самому определить очерёдность судеб этих достаточно умных господ?

Убийца решительно отодвинул от себя один из листов, второй взял в руки и громко прочитал:

— Мечислав Николаевич Кунцевич, — в душе не пробудилось ни единого чувства, на лице не дрогнул ни один мускул, — жребий брошен. Рубикон перейден.

Узнать, что на площадке в доме номер 11 по Гороховой улице всего две квартиры, не составило большого труда. Ещё больше убийца обрадовался, когда обнаружил, что с одной стороны дверь вела в апартаменты Кунцевича, а напротив проживала актриса Александринского театра Мария Домышева. Задача упрощалась, можно было нож о швейцара плебейского происхождения не тупить.

А если…

И перед глазами возник заголовок:

«Ужасное убийство на Гороховой», «Известная актриса стала жертвой душегуба», «Поклонник утопил страсть в крови. Хроника зверского убийства».

При последнем заголовке преступник поморщился: кто же вспомнит о чиновнике для поручений? Пойдёт петитом на последней странице. Нет, надо, чтобы все вздрогнули от нового кровавого послания. Но можно отправить и телеграмму с текстом, который будет понятен только в сыскной полиции:

«Посылка отослана. Ждите новых».

В обычае Кунцевича возвращаться в своё жилище в одиннадцатом часу. Это было на руку. На улице хоть и стоят светлые вечера, но потихоньку начинают сдаваться летние белые ночи, приближаются тёмные неприветливые вечера с постоянным мелким, всепроникающим петербургским дождём.

Убийца выяснил, что актриса сегодняшним вечером занята в представлении. В квартире остаётся одна служанка, у которой нет жениха. А значит, никто не потревожит.

Корзину роскошных цветов преступник приобрёл в магазине у Знаменской площади, там же взял экипаж. Дорога заняла всего четверть часа. Хорошо, что извозчик оказался хмурым неразговорчивым мужиком. Получил деньги и сразу же отъехал.

Швейцар широко распахнул дверь и улыбнулся во весь рот, когда увидел господина с большой корзиной цветов. Поклонился.

— К госпоже Домышевой?

Убийца кивнул и вальяжной походкой прошествовал к лестнице, неся на вытянутых руках корзину. За цветами швейцар не разглядел лица, не обратил внимания на руки в белых перчатках.

На площадке действительно находились две квартиры. По правую руку — госпожи актрисы, по левую — чиновника сыскного отделения. Убийца внимательно посмотрел на одну дверь, потом на другую. Направился к одной из них, приготовив для быстрого выпада нож.

Позвонил.

7

Мечислав Николаевич решил пройтись до дома пешком, благо погода стояла тёплая и на небе не наблюдалось ни одного облачка. Хотелось привести в порядок мысли, тем более что сведения об убийце копились и приводились в систему.

Что известно об убийце?

Предположительно… хотя почему предположительно? — спросил себя Кунцевич и сам ответил на вопрос. Паспорта не в счёт, ими мог воспользоваться любой из Псковской губернии. Допустим, тот из шайки, кто на самом деле грамотен и умеет мыслить. Так можно дойти до невероятных предположений. Не «допустим», а мы знаем, что преступника зовут Павел Львович Веремеев, семьдесят второго года рождения, получивший домашнее воспитание. Так, а далее? Балованный ребёнок, родившийся с золотой ложкой во рту, все капризы которого исполнялись не только матерью, но и окружающими его людьми. К семнадцати годам он проявил скрытую агрессию и желание взять под контроль сперва своих ровесников из окрестных сёл. Что в итоге и получилось. Организовал банду с претенциозным названием «Ночные вурдалаки», назначил себя единственным и неповторимым наследником — дофином, а самих членов шайки — сержантами и рядовыми. Наверное, привечал по способностям. Через год потянуло на совершение более дерзких ограблений с навек умолкшими свидетелями.