Восьмой этап оказался почти лёгким. Сплошное болото.Видимость великолепная. Почему-то вспоминая сталкера из фильма, я началусеивать дорогу перед нашей группой ракетами.

Результат превзошёл все ожидания. Всплывшие трупы монстровобразовали на поверхности болота затейливый узор. Те твари, что затаилисьподальше, ринулись в атаку… безуспешную, но впечатляющую.

А вот девятый этап нас ломает.

Ничего особенного в общем-то. Не слишком высокие горы.Каменоломни, в которых неуклюже ворочались причудливые механизмы, глотая идробя камень. Строения, остатки древнего, циклопического храма. Пара боевыхмашин… кто в них прятался, мы так и не поняли. Машины сгорали лишь последесятого попадания ракеты, но зато и горели на славу.

Их просто было слишком много…

Мы прошли каменоломни с третьей попытки.

Мы потеряли всё снаряжение.

Того, что удалось найти среди строений, никак не можетхватить на нашу маленькую армию.

Я сохраняю ракетомёт с пятью зарядами. Нике — что-то похожеена пулемёт, палящее зарядами голубых игл, очень скорострельное и довольномощное, Маньяк — автомат.

Все остальные вновь остаются при пистолетах.

Никакой брони, конечно, у нас уже нет…

Мы выходим на десятый этап через длинный, пустой, безопасныйи невыразимо скучный туннель, пробитый в склоне у храма. Туннель винтом шёлсквозь чрево горы….

Компьютер, у которого можно было записаться, стоит навершине. Наполовину погруженный в камни, наружу — лишь экран и клавиатура.

Даже обсуждать ничего не приходится. Восемнадцать часов безсна. Восемнадцать часов на ногах.

— Сбор в десять Москвы у портала, — говорит Чингиз.Оглядывает нас — возражений нет. Толкает Пата к клавиатуре, тот вяло набираеткакой-то пароль, наводит курсор на «выход» и исчезает. Чингиз уходит следом.

— Ничего повеселились, да? — говорит Зуко, натужно изображаяоптимизм. Даже его жизнелюбие дало сбой.

— Форму потеряли, — бурчит Маньяк. — Давай… не тормози…

Зуко, разводя руками, исчезает.

За ним уходит Маньяк.

Падла задумчиво оглядывает окрестности. Здесь красиво, оченькрасиво. Дизайнеры «Лабиринта» потрудились на совесть. Уходит вниз пологийсклон, искрится в лучах заходящего солнца снег. Плывут в сиреневом небеблекло-фиолетовые облака. Мы стоим на гребне горного кряжа, который нампредстоит перевалить… выйти к тем вот озёрам — тёмно-синим кляксам внизу…пройти через леса… пересечь море… что там ещё придумали создатели игры? Заводы,вулканы, космодромы, поля? Где-то в конце пути лежит город, где игроковподжидает злобный Император…

— Леонид, мы задумали невозможное, — говорит Падла. — Делоне в мастерстве. Ты видишь — тут практически нет настоящих схваток? Старых,добрых дуэлей… ты с пулемётом, я с мотопилой… кто кого перехитрит… Леонид, мысражаемся не с другими игроками… не важно, в каком теле они находятся,человеческом или улитки-переростка. Мы сражаемся с миром. С миром Лабиринта,миром внутри Диптауна. Мы сражаемся с расстоянием, временем… эх, матерь нашу,да ты ж сам всё понимаешь! Завтра в десять, короче…

Он кладёт руки на клавиатуру, и мы с Нике остаёмся вдвоём.

— Стрелок…

Я смотрю на девушку.

— Скажи, тот Стрелок… про которого часто вспоминают в«Лабиринте»…

Я молчу.

— Это — ты?

— Да.

— Ты играешь не в полную силу.

— Да.

— Твои товарищи это понимают?

Качаю головой.

— Куда вы так спешите?

— Нике, у нас был уговор не задавать вопросов?

— Извини, Стрелок… — Она улыбается, скорее грустно, чемобиженно.

— Я не хочу лезть в чужие тайны. Если ты действительно тотсамый…

— Да.

— Если я мешаю вам… Давай я уйду. Прибьюсь к другой команде…

Сам не знаю, почему я это говорю…

— Я очень хочу, чтобы ты осталась с нами.

— Почему?

В камуфляже мы все одинаковы. Бесполы, бесформенны,унифицированы. Куски мяса в военной форме несуществующей армии, добровольныеволонтёры придуманной битвы, самоотверженные герои никому не нужных подвигов.

Лишь лица над высокими воротниками курток — разные. Лица,которые мы сами же придумали. Это так просто — рисовать лицо. Точка, точка,запятая… вышла рожица кривая. Рисуй сам, собирай из деталей, как в детскомконструкторе. Подбородок волевой, подбородок вялый… Уши оттопыренные, ушиприжатые… Нос прямой, нос курносый…

С трудом мне давалось лишь одно. Глаза. Порой приходилосьпеределывать их десятки раз, прежде чем они становились живыми. С тех пор японял, что самое главное в нарисованных лицах.

Я смотрю только в её глаза.

— Ты мне нравишься, — говорю я наконец. — Я от этого не ввосторге. Но ты мне нравишься.

Руки на клавиатуру.

Пароль.

Выход.

А выход из «Лабиринта Смерти» прежний… такая же уютная,просторная раздевалка и тот же самый зал, что два года назад.

Снимаю комбинезон, прячу в шкафчик. Ничуть не удивляюсь, чтоменя поджидает обычная одежда Стрелка.

Принимаю душ в маленькой кабинке. На этот раз самый обычныйдуш, никаких противовирусных химикатов. Одеваюсь, на секунду замираю перед дверью…

Что сейчас будет…

Возвращение легенды, что ни говори! Стрелок вернулся в«Лабиринт Смерти». И не один, а с группой товарищей. Причём на этот раз Стрелоки впрямь действует не слишком-то честно…

Выхожу в колонный зал, из которого видны улицы Диптауна. Вотбудет смех, если сейчас повторится погоня и мне придётся убегать, прятаться ввиртуальном публичном доме…

В зале пусто. Почти пусто. Лишь стоит, смеясь и болтая,какая-то компания. Лица незнакомы, это явно не те, кого я расстрелял на пятомэтапе…

Чёрт возьми!

Где же униженные и оскорблённые?

Где жаждущая моей крови толпа?

Подхожу к компании, делая вид, что ищу кого-то. На меня необращают внимания — идёт какой-то свой трёп…

— Слышал, Семёцкого убили? Три раза подряд?

— Ну?

— Так вот, он ожил и догнал своих…