«Он меня любит, это очевидно. Ну и стерва же я. Что он сделает, когда всё узнает? Но я хочу его увидеть и ничего с собой поделать не могу. Ладно, будь, что будет».

Она посмотрела на улицу, увидела удаляющегося Натана, держащего дочь за руку, и пошла на кухню.

5

За последние дни Илюша успел уже со многими познакомиться. Их даже пару раз собирали в конференц-зале, чтобы сообщить о порядке проведения конкурса и провести жеребьёвку. Он подружился с парнями из Великобритании и Испании, у него вызывали симпатию ребята и девушки из Китая и Японии, и он сразу же нашёл общий язык с пианистами из России. На открытие конкурса, состоявшееся в Тель-Авивском дворце культуры, собрался весь музыкальный бомонд страны. Это напомнило Илюше церемонию открытия конкурса Чайковского в Москве два года назад. Концерт, начавшийся после торжественных речей и представления жюри, был великолепен и ещё раз подтвердил его предположение об исключительной одарённости еврейских музыкантов.

На следующий день начинался первый тур. В этот день после завтрака у выхода из гостиницы всех конкурсантов ждал автобус. Минут через двадцать, изрядно покрутив по городу, он остановился на бульваре Царя Саула. Ступив на тротуар, Илюша с удовольствием вдохнул чистый утренний воздух и осмотрелся: покрытую большими бетонными темно и светло-серыми плитами обширную площадь окружали экзотические южные деревья и невысокие пальмы, оживляли установленные на ней в каком-то живописном беспорядке металлические скульптуры. По ту сторону площади светилось под утренним солнцем современное здание музея изобразительных искусств, в отдалении высилось облицованное коричневым камнем здание компании IBM. И всё это на фоне голубого безоблачного неба, насыщенного запахами и влагой южного города. Он присоединился к Тому, юноше из Лондона, и они, обмениваясь впечатлениями о городе и набережной, куда вечерами выходили пройтись и полюбоваться закатами после многочасовых занятий, пересекли площадь и вошли в прохладный вестибюль с неожиданно высокими потолками. Следуя за Шимоном, они оказались в довольно вместительном концертном зале «Реканати», на сцене которого стоял сияющий в бликах ламп чёрный Steinway. Первый тур должен был продолжиться четыре дня, и по жеребьёвке Илюша выступал сегодня во второй сессии после пяти часов вечера. Ведущая назвала его имя и исполняемую им программу, он вышел на сцену под аплодисменты, поклонился, сел на мягкий стул, поднял крышку рояля и, следуя своему опыту, сосредоточился и настроился на Сонату № 11 Моцарта. Первая часть, вариации на медленную тему в Ля мажоре, затем, после паузы, вторая — менуэт в сложной форме с постоянной сменой настроения, и, наконец, третья часть — финал, турецкое рондо. Он сделал паузу и заиграл Балладу соль-минор Шопена. Пять минут, и зал ответил шквалом аплодисментов. Наконец любимая пьеса Мориса Равеля «Игра воды», которую он слушал ещё в исполнении Эмиля Гилельса и Святослава Рихтера. Илюша поднялся под дружные аплодисменты, и спустился со сцены. Он был удовлетворён исполнением и почувствовал одобрение членов жюри. Теперь ему предстояло ждать ещё три дня, чтобы узнать, прошёл ли он во второй тур. В перерыве к нему подошла женщина средних лет и, улыбнувшись, сказала:

— Здравствуйте, я — Дина Иоффе.

— Илья, — ответил он, пожимая протянутую руку. — Я слышал от Леи, что Вы хотите со мной встретиться.

— Да, это правда. Нечасто в Израиль приезжают пианисты такого уровня. Я была сегодня приятно удивлена вашим выбором. По моему глубокому убеждению, Моцарт — это своеобразная лакмусовая бумажка музыканта. Многое сразу становится понятным. Моцарт, как рентген — всё ясно, всё видно, всё слышно. Мне понравилось твоё исполнение. Шопен и Равель тоже были великолепны. Думаю, во второй тур ты попадёшь.

— Спасибо, Дина. Я очень рад нашему знакомству.

— До следующего тура хорошенько отдохните, Илья. Как Вам Тель-Авив?

— Интересный город. В его архитектуре есть какая-то свобода, открытость свету и воздуху, простота и гармония.

— Очень верная оценка. Здесь сотни домов в стиле баухаус, в Тель-Авиве в тридцатых-сороковых годах работали прекрасные архитекторы, беженцы из фашистской Германии. Ну, ладно. Я должна идти, у меня через час мастер-класс в Академии. Желаю успеха.

Вернувшись в гостиницу, он позвонил в Иерусалим. Трубку взяла мать Миры.

— Добрый день, Инна Яковлевна. Как у вас дела?

— Спасибо, всё хорошо. А у тебя?

— Неплохо. Сегодня выступил в первом туре.

— Прекрасно. Вот дочка с тобой хочет поговорить.

— Привет, Мира. Давид рядом с тобой?

— Да. Давидик, поговори с папой.

В телефонной трубке что-то зашумело, и раздался голос сына:

— Папа, ты где?

— Я в Тель-Авиве. Тебе нравится в Иерусалиме?

— Да, только когда я говорю, они ничего не понимают.

— Они обязательно поймут. Дай трубку маме.

— Когда мы встретимся? Я очень скучаю, — сказала Мира.

— Завтра можешь приехать? Сегодня я уже отыграл. Появилось окно.

— Я приеду часам к десяти. Давида оставлю на бабушек и дедушек.

— Прекрасно. Ты знаешь, как добраться?

— Ты мне уже рассказывал.

— Тогда, пока.

6

Между тем в Иерусалиме всё шло своим чередом. Родители Илюши и Миры получили направление в ульпан, который находился в пятнадцати минутах ходьбы. Они даже успели побывать на первых двух занятиях. На обратном пути делали покупки в недавно открывшемся русском магазине или супермаркете, потом дома обедали и, сидя за учебниками, учили иврит. Вечером смотрели телевизор, ужинали и ложились спать. Самое интересное для них в ульпане всё же заключалось в том, что он был своеобразным клубом, где они знакомились с другими репатриантами. Внимание Леонида Семёновича в первый же день привлекла пара интеллигентных моложавых людей по фамилии Цейтлин из Санкт-Петербурга. Особенно бросилась в глаза их не по годам обильная седина, но ни он, ни Елизавета Осиповна не решались их об этом спросить. Женщину звали Ольгой Мироновной, а мужчину — Наумом Яновичем. Они встречались во дворе во время перерыва между занятиями, обмениваясь мнениями о квартирах, где поселились и о преподавателе, симпатичной женщине лет тридцати, которую они искренне полюбили. Представляясь на первом уроке, она рассказала, что приехала с родителями из Харькова в семидесятых годах, закончила школу, отслужила в армии и поступила в Иерусалимский университет. И в это время после десятилетнего затишья возобновилась репатриация из Советского Союза. Лариса, так звали её, захотела помочь прибывшим овладеть языком, и пошла работать в ульпан.

В один из дней городское отделение министерства абсорбции организовало экскурсию на север. Страна тогда, напоённая зимними дождями, покрылась свежей зеленью, и даже первые хамсины не в силах были остановить это мощное стремление природы к солнцу и жизни. Галилея была особенно живописна, и чем выше в горы поднимался автобус, тем больше их взорам открывалось