пространство до самого моря и Кармеля с высотным зданием Хайфского университета на его гребне. Потом они бродили по причудливым улочкам Цфата, одного из четырёх священных городов страны, центра еврейской мистики и каббалы, сидели в старинных синагогах и осматривали небольшие картинные галереи, которых здесь находилось великое множество. Отсюда, с высоты девятисот метров, они увидели Тивериадское озеро, из-за своей формы, напоминающей арфу, называемое в Израиле Кинерет, как объяснил им гид. Потом автобус спустился к озеру и заехал в Тверию, где они вначале побродили возле старинных стен и полуразрушенных построек из чёрного базальта, а потом спустились на набережную. Там зашли в кафе, купили кофе с пирожными и сели за одним столом.

— Я читала, что здесь летом очень жарко, — сказала Инна Яковлевна.

— Сейчас хорошо, свежий ветерок от воды, лепота, — поддержала разговор Елизавета Осиповна. — Наш сын сегодня должен выступать на конкурсе Рубинштейна. Он замечательный пианист. А ваши дети чем занимаются?

— У нас был сын, но он погиб, — произнесла Ольга Мироновна, вытерев платочком нежданно скатившиеся слезинки.

— Ой, простите, я не должна была спрашивать.

— Уже год, как его не стало. Мы с мужем не можем себе простить, что отпустили его сюда с молодой женой и ребёнком. Он пошёл служить в боевые войска, а нам писал, что отсиживается в тылу. А в это время здесь разгорелась интифада, восстание палестинцев. Особенно жарко было в Газе, куда и направили его батальон. Вначале эти негодяи просто бросали камни, а потом стали стрелять. Ночью вошли в деревню, чтобы арестовать зачинщиков. Фима увидел, что террорист с крыши нацелился на командира и, не раздумывая, прикрыл его своим телом. Пули попали ему в грудь и в голову. Командира он спас, а сам был смертельно ранен. Его оттуда на носилках вынесли. До госпиталя он не дотянул, скончался по дороге, — с трудом сдерживая слёзы, сказала Ольга Мироновна.

— Нам позвонила его жена, наша невестка, — продолжил историю Наум Янович. — Она ещё не произнесла ни слова, просто рыдала в трубку и мы поняли, что произошло что-то ужасное. Потом сказала, что Фиму убили, и просила приехать. Мы обратились в консульство Израиля в Питере. Бовин, здешний российский посол, нам очень помог. Через два дня мы были уже в Иерусалиме. Его похоронили на горе Герцля со всеми почестями. Его любили в батальоне, пришли сотни его боевых товарищей. Тогда мы поняли и почувствовали, что эту страну не победить. Через неделю мы вернулись в Россию, чтобы оформить документы и уехать в Израиль. Поселились в Иерусалиме, чтобы быть рядом с ним.

Наступило молчание, сказанные слова, казалось, висели в воздухе. Теперь стало ясно, почему поседели ещё в общем-то молодые люди, которым было немногим за пятьдесят.

Уже темнело, когда автобус въехал в Иерусалим по дороге из Иорданской долины и, по пути развозя людей по домам, поднялся в Гило. Попрощавшись с Цейтлиными, они пошли домой, делясь впечатлениями о поездке.

— Израиль находится во враждебном окружении, не среди цивилизованных стран Европы, — вдруг произнёс Леонид Семёнович. — И войны здесь случаются каждое десятилетие, даже чаще. К сожалению, это жестокая правда, от которой никуда не деться и, как страус, не сунуть голову в песок. Наши дети идут служить в действующую армию, а не в бутафорскую и иногда погибают, как Фима. Кстати, это одна из серьёзных причин, почему в семидесятых годах сюда прибывала только небольшая часть эмигрантов из Советского Союза, но это были убеждённые сионисты и люди искренне верующие. Нужно иметь мотивацию и мужество приехать и жить в постоянно воюющей стране.

— Но армия для того и существует, чтобы мы спокойно жили, зная, что она нас защитит. В этом её предназначение. Я слышала, какими парнями ребята возвращаются из армии, настоящими мужчинами, умеющими постоять за себя и свою семью, — сказала Елизавета Осиповна. — У нас два внука, которым предстоит служить, а Витя отслужил в пехоте, и каждый год будет ходить на резервистские сборы. Не знаю, как Илья. Может быть он, как выдающийся музыкант, получит освобождение?

— Не думаю, что в Израиле это возможно, — заметил Борис Ефремович.

— Какое-нибудь дело в огромном армейском хозяйстве ему обязательно найдут.

— Я слышала, что если в семье один мальчик, в боевые части его не возьмут.

— Это так, уважаемая Инна Яковлевна. Но в нашем случае всё может произойти. Ведь наши дети молодые. Захотят ещё ребёнка? И что делать, если родится мальчик? — сказал Леонид Семёнович.

— Авраам, наш праотец, совершил непростительную оплошность. Он не послушал Всевышнего и переспал с Агарью. А она родила Исмаила. Теперь приходится жить в окружении двоюродных братьев-арабов, мягко говоря, не питающих к нам симпатию. Но другой земли у нас нет. Было бы смешно основывать Израиль в Уганде или на Мадагаскаре. Иерусалим есть только один, — философствовал Борис Ефремович.

Возле дома, где жил внук, они попрощались, и Вайсманы продолжили свой путь. Гольда, прождавшая в квартире одна весь день, обрадовалась их возвращению. Она ещё днём приготовила ужин, и они с большим аппетитом поели жареного карпа с гречневой кашей.

После ужина Леонид Семёнович включил телевизор и стал смотреть новости, читая подстрочник.

— Лиза, быстрей сюда. Тут про сына нашего рассказывают. Сказали, что сегодня было открытие конкурса, и он, как представитель Израиля, успешно выступил.

На экране появились лица членов жюри и молодых пианистов, и тут они увидели Илюшу, сидящего у рояля. Елизавета Осиповна стремглав подбежала к полке, где стоял телефонный аппарат, и набрала номер сватов.

— Мира, вы смотрите телевизор?

— Нет, а что?

— Там Илюшу показывали. Он исполнял Моцарта.

— Ой, жаль, что не включили. Но он мне уже звонил. Завтра я еду к нему в Тель-Авив.

— Скажи ему, что мы все болеем за него.

— Конечно, Елизавета Осиповна.

— Как Давид?

— Играет у себя в комнате.

— Ну, поцелуй его. Пока.

Она положила трубку и села на диван рядом с мужем, обняв его за плечи. Её сердце было полно гордости за сына.

Илюша ждал Миру в вестибюле гостиницы, куда пришёл после завтрака. Этика конкурса предполагала присутствие конкурсантов на выступлениях коллег. Поэтому в ресторане он подсел к куратору и попросил у него остаться и встретиться с женой. Шимон без колебаний согласился.

— Жена — это святое. К сожалению, ничем не смог помочь ей. Нужен журналист со знанием языка, — произнёс он.

— Спасибо, Шимон.

— Ты прекрасно вчера сыграл. Я слышал, жюри тебя высоко оценило.

— После обеда выступал очень сильный пианист из Китая. При таком звёздном составе будет нелегко, — заметил Илюша.

— Ты прав. Но техника ещё не