Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу и поглядывая на большую стеклянную дверь. Мира появилась в половине одиннадцатого. Илюша заметил её ещё тогда, когда она только поднималась по лестнице под навесом, почти накрывающим тротуар, и пошёл ей навстречу. Они обнялись и сели на диван.

— Ты хорошо выглядишь, Илюша.

— Почему бы и нет. Что стоит променад на пляже! Да и кормят здесь, как на убой. Но за один такой конкурс пианист теряет около десяти килограммов. Поэтому лишние килограммы мне сейчас не повредят. Хочешь подняться в номер?

— Да. Не ходить же по Тель-Авиву с вещами.

Они поднялись на лифте и вошли в комнату.

— Ого, да у тебя тут роскошная житуха. А вид какой!

— К сожалению, пристроить тебя в корпункт конкурса не удалось. Нужно искать работу в русскоязычных газетах. Я видел в киосках, такие уже появились.

— Да не волнуйся ты, устроюсь куда-нибудь, — ответила она, положив ладони на его плечи. — Тебя неделю не было, я так соскучилась.

Мира обняла, прижала его к груди и поцеловала в губы. Потом взяла за руку и легко, но настойчиво потянула к ещё не застеленной постели.

— Подожди, милая, нужно закрыться, чтобы уборщица нас не застала, — сказал Илюша, уже почувствовав возбуждение.

Он прошёл в коридор, запер входную дверь и вернулся в комнату. Мира сидела на постели уже без кофточки, которую бросила на кресло. Он приблизился к ней и повалил на спину, расстегнул ремень и ширинку брюк. Потом поднял юбку и вошёл в её влажную трепещущую плоть.

Они лежали обнажённые на узкой постели, удовлетворённые и примеренные страстью, охватившей их молодые здоровые тела. За окном разгорался тёплый солнечный день и сюда, через приоткрытое окно доносился приглушённый шум города.

— Тебе было хорошо? — спросила она, приподнявшись на локте.

— Мне с тобой всегда хорошо, — ответил он. — Пойдём-ка, поедим. Я попрошу, чтобы тебя пропустили.

— А я так проголодалась, дорогой, что готова съесть тебя.

— Страна этого тебе не позволит. Ведь я выступаю под флагом Израиля.

Они приняли душ, оделись и спустились в ресторан. На входе Илюша объяснил, что с ним — корреспондент, которая берёт у него интервью. Их пропустили, и они с большим удовольствием пообедали. Выйдя из гостиницы, они по улице Трумпельдор направились к морю. С набережной ступили на мягкий горячий песок, сняли верхнюю одежду и легли на привезённую из дома подстилку. Через час они поднялись, оделись и пошли босиком по длинному пляжу, посматривая на солидное приземистое посольство Соединённых Штатов и высотные здания пятизвёздочных гостиниц. Им казалось, что жизнь прекрасна и ничто не может нарушить их душевный покой.

Они проснулись после ночи любви, позавтракали в ресторане, и он посадил её на автобус.

Через два дня после выступлений последних исполнителей и короткого перерыва на сцене появился председатель жюри профессор Арье Варди и назвал победителей первого тура. Илюша услышал своё имя, и его отпустило безотчётное волнение, которое владело им с утра.

7

Ко второму туру Илюша готовился со всей серьёзностью. К этому времени он уже услышал великолепные выступления многих пианистов, и его уверенность в победе несколько пошатнулась. По вечерам после напряжённых репетиций он выходил на Алленби, шёл к морю, садился у большого круглого фонтана рядом с отелем «Майями» и подолгу смотрел на возносящиеся и с шумом падающие струи воды, проезжающие автомобили и проходящих мимо юношей и девушек. Или по улице Трумпельдор направлялся мимо высокой стены кладбища — пантеона знаменитых и простых людей, живших и работавших в Яфо и Тель-Авиве с начала двадцатого века, потом поворачивал на Пинскер и поднимался на площадку над круглой площадью Дизенгоф к напоминающему перевёрнутый торт фонтану. Отсюда смотрел на красивые белые здания и наблюдал, как в рестораны и кафе входили нарядные люди. Город жил своей жизнью и никого не интересовали его метания и заботы. Один раз он прогуливался по улицам недалеко от гостиницы, с любопытством рассматривая трёх, четырёх и пяти этажные белые с выцветшей и кое-где облетевшей краской и длинными балконами дома. И всё же они ему почему-то нравились, в их архитектуре была какая-то свобода, открытость свету и воздуху, простота и гармония. «Наверно, построены в тридцатых-пятидесятых годах. Массовое строительство в молодом южном городе» — подумал он. Аккуратно постриженные кусты вдоль выходящих на тротуар оград, пальмы, красиво вознёсшие вверх и в стороны свои зелёные ветви-веники, и лиственные деревья находили в его душе ещё неосознанный отклик.

По жеребьёвке выступать ему выпадало на второй день в пять часов вечера. Реситаль он начал с Аппассионаты Бетховена, потом сыграл Сонату № 7 Прокофьева, и закончил пьесой израильского композитора Иосифа Дорфмана. На следующий день жюри должно было назвать шестерых, выходивших в финал.

Когда Илюша услышал своё имя, он оторопел от неожиданности, потом пришёл в себя и поднялся на сцену. Зал приветствовал его аплодисментами. По возвращении в «Метрополитен», поднялся в номер и сразу позвонил в Иерусалим. Мира уже ждала его звонка.

— Илюша, это ты?

— Да, Мира. Я вышел в третий тур. Но конкуренты очень сильные. Талант на таланте и талантом погоняет.

— Поздравляю, дорогой. Мы все тебя поздравляем.

— Мира, я боюсь. Раньше меня ничего не беспокоило. Я пёр, как танк, и добивался успеха. Но наша жизнь от этого почти не зависела. Теперь мы живём в другом мире, где достижения человека определяют его социальный статус и судьбу, его материальное благополучие. Мы не привычны к этому. У меня появился стресс.

— Да, самоуверенностью ты никогда не страдал. Хорошо бы пойти к психологу. Но ведь в таком же положении находятся все пианисты, они, поверь, все волнуются. Железные люди — штучный товар. Илюша, ты справишься, я уверена.

— Спасибо, Мира.

Он положил трубку и набрал телефон родителей.

— Мама, привет. Я в финале.

— Молодец, мой дорогой. Папа тебя тоже поздравляет.

— Приезжайте на последний концерт. Вы знаете, когда он состоится?

— Мы узнаем. Наверное, мы будем с Мирой. Билеты нам ещё не по карману. Но ведь ты играешь. Я не могу это пропустить.

В первой части третьего тура конкурсанты должны были исполнять произведения камерной музыки. Илюша выбрал Фортепианное трио № 2 ми-бемоль мажор Франса Шуберта, которое он очень любил. Оптимистичное по духу, оно было полно драматизма, сомнений, переживаний и разочарований, романтического разлада между идеалом и реальностью, и борьбы, ценой которой достигается радость. Такая действенность сближала Шуберта с Бетховеном. Вначале свою партию фортепиано он репетировал в гостинице, но две репетиции со скрипкой и