Я достаточно читала о гипнородах (в смысле, проглядела по диагонали одну книжку, полученную от подруги), чтобы понимать: во время родов нужно темное спокойное пространство, где будешь чувствовать себя полностью расслабленной. В нашей спальне я зажгла три свечи – мама, кажется, покупает их так же регулярно, как хлеб, – и опустилась на колени на кровать. По сей день аромат «номер 1: лайм, мандарин и базилик» способен перенести меня в ту комнату, в тот день, когда я пыталась силой воли выманить сына из своего тела. Я всегда знала, что не хочу слушать музыку во время родов; честно говоря, не могу придумать ничего гаже, чем синкопированные барабаны или прочувствованная вокальная партия в тот момент, когда ты выполняешь самую физически изматывающую работу в жизни. И все же хотелось что-то слушать. Мне надо было отвлечься, ровно настолько, чтобы перестать складываться пополам, как картонная коробка, которую нагрузили сверх меры.

По какой-то необъяснимой причине – этакое полувоспоминание о Рождестве на Radio 4 в сочетании с потребностью в инфантильном утешении – я попросила Ника поставить аудиокнигу о Гарри Поттере. Черт знает, откуда взялось это желание! Никогда не читала и почти не видела ничего из Гарри Поттера, и тем не менее стояла на коленях на постели, крутила бедрами, слушая, как Стивен Фрай с выражением читает историю Сириуса Блэка. Примерно на восьмом часу официальный стрим аудиокниги прервался, и, понимая, что это почему-то для меня важно, Ник нашел альтернативу. Вот так я и провела следующие четыре часа родов, слушая запись в исполнении 15-летней американки азиатского происхождения, читавшей вторую половину второго романа о Гарри Поттере в вебкамеру в своей спальне.

Я была в родах около двадцати четырех часов, когда дело пошло всерьез. Каждый раз, когда очередная густая клякса веса, давления и силы расползалась по телу, я звала Ника с такой настоятельностью и жалобностью, которые были не просто звуком. Я цеплялась за стену с разведенными ногами, с выгнутой дугой шеей, как подозреваемый, которого вот-вот начнет обыскивать полиция, и Ник растирал мне поясницу. Казалось, меня выпихивает в нечто неведомое – темное, тяжелое и крайне огромное. Мое сознательное «я» ощущалось как крохотная трепещущая пленочка на верхушке чего-то непроглядного, неподатливого и не подлежащего контролю. Каждый раз, когда приходила новая схватка, я раскрывала рот, представляла, как подо мной раскрывается шейка, и выдыхала все это давление и мощь, как золотой, завивавшийся спиралью поток воздуха. Всего один раз пришла схватка такой силы, что я скривила лицо в гримасу боли и подумала: нет, нет, нет, пожалуйста, нет. А потом одернула себя. Если начну сопротивляться, бояться, ненавидеть или страшиться судорог, проходящих по телу каждые несколько минут, мне конец. Я не должна бороться с ними. Я должна позволить им приходить и уходить. Я должна через это пройти. И поэтому продолжала дышать, двигаться, воображать, что из моего тела исходит свет. Хватаясь за дверцы комода и содрогаясь в очередной схватке, я чувствовала себя черной дырой, наблюдающей, как крохотная галактика выплывает из ее огромного дышащего тела.

* * *

Меня вырвало. Кусочки ананаса и бейгла с курицей ссыпались на донышко ведра, как горсть ненужной мелочи.

– Давай сюда. Блевотина – мое дело, – сказала Элиза, пока Ник продолжал нажимать мне на спину, словно каким-то образом, приложив достаточную силу, можно выровнять огромное, сдвигающее кости давление внутри, пока таз развертывался, готовясь пропустить через себя ребенка. Я переползла через постель и вцепилась в подоконник, прижалась лицом к холодному черному стеклу и подумала: никогда, ни за что я больше это не повторю.

Горящие свечи плясали на фоне стены, я раскачивалась туда-сюда, пригибала голову к груди и хваталась за Ника, как женщина, попавшая в морскую бурю. В семь вечера Элиза сказала: если хочешь, мы, пожалуй, можем поехать в больницу. Не было способа узнать, насколько дело близко к финалу, и я, хоть и опасалась дороги, с радостью согласилась добраться до больницы и продолжить начатое.

Совет: если вы в родах и планируете рожать в больнице, не приезжайте туда в пересменку. Нас везла мама Ника, стараясь рулить как можно медленнее и мягче, хотя путь и занял всего пару минут. Я стояла на коленях на заднем сиденье, лицом назад, и вжимала голову в подголовник, чувствуя, как отпечатывается ткань обивки на веках. Мы пошли к администратору родильного отделения и увидели, что там горят все светильники, полно народу, а из огромного телевизора вовсю гремит «X-фактор». В каком мире рожающая женщина захочет сидеть на жестком пластиковом стуле под флуоресцентной лампой и пялиться в огроменный бликующий экран?! Я вытащила из сумки полотенце и накрутила его на голову, пытаясь вновь обрести какую-то долю темного, животного покоя, который был дома. Через двадцать минут меня попросили сдать образец мочи (после девяти месяцев писанья в пластиковые пробирки мне это было как два пальца об асфальт), и помню, как зацепила взглядом маленькие сгустки крови, плававшие в пробирке, передавая ее женщине за стойкой.

Меня завели в смотровую и попросили лечь на кушетку под голой белой лампочкой. Знаете, я не имею совершенно ничего против людей, заглядывающих в мою дырку, и не питаю ничего, кроме уважения и восхищения, к сотрудникам сферы здравоохранения. Но что-то подсказывает, что для проведения этого осмотра есть способы получше, чем заставлять женщину, испытывающую довольно серьезный дискомфорт, лежать на спине под слепяще яркой лампочкой, пока ее осматривают.

– Боюсь, у вас раскрытие всего три сантиметра, – сказала акушерка. – Мы не можем взять вас, пока не будет четыре.

Ее слова доходили глухо, словно сквозь стену. Один сантиметр. Мне не хватает одного сантиметра. В своих замечаниях я просила все вопросы и решения во время родов передавать Нику, чтобы сосредоточиться на ближайшей задаче. Из-за низкого PAPP-A, стрептококка группы В и не особенно оптимистичной плаценты врачам пришлось провести ряд наблюдений, прежде чем отослать меня обратно домой. И все это происходило в самый разгар пересменки, поэтому и заняло как минимум час. Новая акушерка предложила поехать домой, принять парацетамол, горячую ванну, и тогда через пару часов я почти наверняка буду готова к госпитализации. И я отправилась обратно. По тем же темным улицам, на заднем сиденье той же машины, ощущая себя опозоренной, как неудачница, как та королева драмы, что требует хирургической операции под общим наркозом, засадив в палец занозу. По возвращении Элиза устроилась в гостиной, свернувшись калачиком в кресле, а я снова принялась таскать тело по спальне, держась за