Ника, отжимаясь от стен, чувствуя, как океан внутри пытается вырваться через позвоночник.

Писательница Эми Липтрот описала схватки как «землетрясение, проходящее через твое тело».

Еще до больницы они шли регулярно и длились по нескольку минут подряд. К полуночи шли каждые семь минут и длились по минуте. Они были безжалостны – почти полная блокировка мыслей, плотный черный шум, наполнявший каждый миллиметр тела, неразделимый вес, точка фокуса для всей гравитации вселенной. Я чувствовала себя негибкой трубой, застрявшей в бесконечном беге по кругу, а мои конечности безвольно свисали по бокам, как вялые ленты. Я качала молокоотсосом груди, золотые каскады молозива бежали по упругому плотному животу, и мне отчаянно хотелось, чтобы роды продолжались. Свечи догорали. Стены вокруг, казалось, теплели и становились менее плотными.

В половине второго ночи мы снова решили ехать сдаваться. На этот раз я стонала всю дорогу в машине, стоя на коленях, вжимаясь плечами в сиденье, как спортсмен, пытающийся сдвинуть с места коня. Помню, тетушка говорила, что нужно мычать, как корова, а не скрипеть зубами, поскольку это поможет расслабить влагалище. Я стонала в обивку машины, чувствуя, как адреналин бежит по черепу, точно песок. Вот и все, думала я, у меня будет ребенок.

В этот раз я не смогла подняться по лестнице в предродовое отделение, поэтому ехала в лифте, подставив макушку под масляно-желтый свет лампочки. Когда мы вошли в приемное отделение – с огромной сумкой, бившей Элизу по коленям, и с Ником, поглаживавшим мою потную спину, – я заметила, что одна из рожениц, которая была здесь в прошлый раз, здесь и осталась. Бедняжка просидела еще шесть часов, смотря и слушая воскресные телепрограммы, включенные на полную мощность. Теперь на гигантском экране бушевало какое-то казино-шоу под названием «Радость джекпота». Мы сели на те же места, что и в первый раз, и стали ждать, пока нас примут.

Спустя полчаса акушерка позвала меня в смотровую. Я легла, не снимая полотенца с головы, и развела ноги. Она осмотрела меня, выпрямилась и сказала:

– Боюсь, у вас по-прежнему три сантиметра раскрытия.

Мне хотелось зарыдать. Столько времени, все мое раскачивание, боль, повисание на стенах, и – ничего, никакого результата.

Мне просто не верилось.

Под этой голой белой лампой они заставили меня лежать совершенно неподвижно, с парой датчиков от монитора, закрепленных на животе, чтобы пронаблюдать две схватки. Теперь я могу сказать, что любая женщина, которую заставляют рожать лежа на спине, на больничной койке, в общей палате, под лампочкой, будет пользоваться моим бесконечным уважением и сочувствием. Это ужасно. Мне отчаянно хотелось сесть, подвигаться. Я чувствовала себя огромной пульсирующей личинкой, пришпиленной к койке.

Акушерка торопливо вышла на очередной вызов. Родильное отделение явно было недоукомплектовано персоналом. Благодаря годам жесткого сокращения финансирования всех услуг, государственных вообще и здравоохранения в частности, это родильное отделение, как и все подобные по всей стране, держалось только на скелете из преданных, трудолюбивых, но до предела измотанных людей, ничего не желавших так, как сохранить здоровье нации. У нашей акушерки явно было слишком большое количество пациенток, многие из которых, вероятно, находились в куда более серьезном положении, чем мы. Но я все равно ужасно расстроилась и разозлилась, когда мы просидели за тоненькой голубой шторкой еще двадцать с лишним минут, гадая, что, черт возьми, происходит. Нас действительно отсылают домой? Снова? Неужели я так и не рожу?

Со слезами, катившимися по лицу, я слушала, как женщина в голубой форме говорила, что мы можем либо отправиться домой, либо погулять по больнице.

– Вы подумайте, я не тороплю. Кафе и все остальное еще закрыты, но можете походить по коридорам, – говорила она, и в лице читалось искреннее сожаление.

Я была раздавлена. Побеждена. Я больше не могла. Схватки шли больше сорока часов, я почти не спала, не ела и была удручена до крайности. Я повернулась к ней.

– Если я просто сдамся, ребенку это повредит? – спросила я, ощущая себя как никогда безнадежной и бессильной.

– Нет, милая, – ответила она. – Твой малыш в полном порядке. Можешь просто расслабиться.

Я нахмурилась.

– Он не застрянет и не попадет в беду, если я просто перестану пытаться продолжать роды? – спросила я, стараясь заставить ее понять, что говорю не о расслаблении; я собиралась сдаться – совсем.

– Честно? – уточнила она. – Я думаю, это лучшее, что ты можешь сделать.

Так я и сделала. Снова приехала мама Ника, чтобы забрать нас, и так же медленно повезла домой. Едва переступив порог квартиры, я ушла в спальню и тихо легла на кровать. По привычке и повинуясь остаткам страха, легла на левый бок, зажмурилась и постаралась не заплакать. Был понедельник. На следующий день Элизе надо на работу. Я дважды таскала всех в больницу и даже не родила. Я не смогла. И сдалась.

Каким-то образом, несмотря на непрерывные волны схваток, я, должно быть, все же уснула. Я уверена, что спала, поскольку мне приснился сон, в котором я стояла перед маленьким мужчинкой с крысиным личиком, одетым в белую рубаху с ремешком, держащим в руках планшет.

Помню, как тихо говорила ему:

– Пожалуйста, просто скажите, что я не рожаю.

Он глянул в свой планшет, потом снова посмотрел на меня сквозь очочки в проволочной оправе и ответил:

– Вы не рожаете.

Когда проснулась, пижама была мокрая. У меня в тот момент не было сил что-то с ней делать, поэтому я зашвырнула ее в угол спальни, натянула другую – на сей раз светло-голубую мужскую размера XL, которую купила когда-то в магазине секонд-хенда, – и снова легла. Проснувшись в следующий раз, уже в шесть утра, я ощутила себя странно легкой, сообразительной и снова в полном сознании. Вторая пижама тоже оказалась мокрой – намного мокрее, чем первая. Я потащилась в туалет. Может, я описалась? Это плохой признак? Все ли в порядке с ребенком? С голым задом я проковыляла в переднюю комнату, где на раскладушке спала, свернувшись калачиком, Элиза.

– Лиз, – позвала я шепотом. – Я не уверена… Кажется, я обмочилась. Но, может, это воды отошли.

Поскольку она – родственница, акушерка и одна из лучших женщин в моей жизни, Элиза спокойно взяла пижамные штаны из моей протянутой руки, всмотрелась в них при свете, падавшем из кухни, принюхалась и сказала:

– Ну, кажется, мочой не пахнет.

Как только отошли воды, особенно если у вас есть стрептококк группы В, рекомендуется либо вызывать акушерку, либо, если вы решили рожать в больнице, ехать туда. В то холодное ясное утро я чувствовала себя изменившейся.