class="p1">— Дать воды, — разрешил Зборовский.

Выпив одну кружку, попросил вторую. Чувствовалось, что ему тяжело стоять. Все время то наклонялся вперед, то заваливался назад. Но Зборовский не предложил присесть. Когда же Гальшка попросила об этом, закричал:

— Без тебя разберемся!

— Не надо, Гальшка, постою, — успокоил ее Сангушко.

Она снова заплакала, чем вывела Зборовского из себя:

— Хочешь, чтобы снова рот заткнули?

Угроза подействовала. Княжна замолчала, не в силах сдержать себя, прикусила губу.

— А ты, — обратился воевода к Сангушко, — отвечай, как далеко у тебя зашли отношения с княжной?

— Не понял?

— Спал ты с ней или нет?

Сангушко догадался, куда клонит воевода. И от этого ему стало не по себе. Таким уж человеком был князь, что самым сокровенным не делился даже в кругу близких друзей, а тут предлагалось перед чужими людьми вывернуть душу наизнанку. Не знал, что и ответить, чтобы Гальшку не обидеть чрезмерной искренностью. Наконец нашелся:

— Мы законные муж и жена.

— Значит, венчаны?

— Венчаны.

Получалось, что Гальшка не солгала. Выходит, законные супруги. Но Зборовского беспокоило не то, что княжна лишена девичьей чести. Больше о себе думал, чем о сыне. Мартин никуда не денется, все равно ее в жены возьмет. От того, девственница она или нет, богатств у нее не убавится. С таким приданым любого жениха найдет. А вот самому Зборовскому все это может дорого обойтись.

Получается, что вмешивается в чужую личную жизнь, ведя себя, словно разбойник с большой дороги. А, принимая во внимание, что у Сангушко есть такой авторитетный защитник, как Острожский, неприятностей не избежать.

— И ты лишил ее девственности? — Зборовский понимал, что, задавая такой вопрос, он выглядит в глазах окружающих смешным, но был не в силах себя сдержать, потому что хотелось окончательно удостовериться, являются ли Дмитрий и Гальшка мужем и женой.

Сангушко ничего не ответил, давая понять, что вопрос исчерпан. А это означало, что воевода оказался в незавидной ситуации.

— Тогда получи еще! — крикнул в ярости, одним ударом свалив Дмитрия с ног.

Бил пока не устал. И не от одной жестокости, а от понимания, что, скорее всего, все равно придется отвечать. Но Гальшка этого уже не видела. Сразу же после того, как Зборовский ударил Дмитрия, она потеряла сознание. Не видела и того, что воевода, когда князь почти уже не дышал, вскочил на него и подпрыгнул, сломав позвоночник. Когда показалось и этого мало, повторил. А потом, подойдя к столу и опрокинув несколько кубков вина, окинул взглядом присутствующих:

— Запомните, ничего не видели!

Ни его сообщники, ни хозяин корчмы не догадались, что он имеет в виду, но Зборовский внес ясность:

— Сангушко я убил в честном поединке! Поняли?

— Поняли, — раздались голоса.

— А как все произошло, молчите. А нет, так из-под земли достану! — пригрозил напоследок.

Глава 22

Узнав о гибели крестника, Острожский не находил себе места. Он готов был немедля наказать Зборовского за убийство, тем более знал все обстоятельства смерти Дмитрия. Нашлись те, кто не побоялся угроз воеводы и рассказал правду о произошедшем в Яромерже.

Константин Константинович даже начал собирать войско, но своевременно остановился. Когда чувство негодования немного улеглось, понял, если действовать так, пойдет тем же путем беззакония, как и Зборовский. Поэтому решил добиться наказания убийцы через суд, а для этого отправил письмо Сигизмунду Августу.

«Ваше высочество!

Сказать, что я возмущен поступком Зборовского, значит, ничего не сказать. Злодеяние, совершенное им, не только не соответствовало вине князя Сангушко, но не вяжется с понятиями чести и воинской доблести. Если Зборовский, следуя тому, что князь был поставлен вне закона, хотел лишить Дмитрия жизни, должен был использовать для этого честный поединок. Чтобы добиться наказания для негодяя, вынужден обратиться в суд. Надеюсь, что получу не только Ваше согласие, но и помощь».

Перед этим имел неприятный разговор с Беатой. Княгиня не только не чувствовала угрызений совести, но даже не скрывала радости от смерти Сангушко.

— Как же ты можешь так? — спросил у нее Константин Константинович. — Погиб же невинный человек.

— Это Сангушко невинный?! — переспросила княгиня. — Похитил несовершеннолетнюю девушку!

— Он любил Гальшку, — привел князь веский, как ему казалось, аргумент.

— А она его любила?

— Гальшка мне в этом сама призналась.

— И ты этим гордишься?

— А что оставалось ей делать, если у нее нет ничего общего с матерью.

— Вот как заговорил! Гальшка — моя дочь. Только я могу распоряжаться ее судьбой. А значит, мне решать, за кого ее выдать замуж.

— Неужели за Зборовского? — Константин Константинович немного подумал: — За Мартина Зборовского, который даже не соизволил посмотреть на свою невесту?

— А хоть бы и за Мартина!

— Гальшкой заплатишь за убийство? До чего же ты опустилась!

Последние слова Острожского не просто задели Беату за живое. Они словно вернули ее к реальности, открыв глаза на то, о чем она не задумывалась.

Княгиня почувствовала, что оказалась у края пропасти, а чтобы устоять, не упасть, нужно заплатить очень большую цену. Конечно, по-прежнему не сомневалась, что, отдав Гальшку за Мартина, будет диктовать ему свою волю. Но Зборовский-старший… Тот ничего не упустит. Все заберет, невозможного добьется. И получается, что за все будет платить Гальшка.

— Нечего сказать? — вывел ее из раздумий князь.

— Это мы еще посмотрим.

— Что посмотрим? — не понял Острожский.

— Отдам ли я Гальшку замуж за Мартина.

— Ты слово дала его отцу!

— Ты и об этом знаешь?

— Я многое знаю!

— А меня ты плохо знаешь! — сказав это, Беата торжествующе посмотрела на Острожского.

Она снова стала прежней. Чувствовалось, что ради достижения цели любому, кто будет этому препятствовать, готова горло перегрызть. И на князя смотрела так, как обычно смотрит человек, который в определенный момент в чем-то сдал свои позиции, но не сомневается, что через некоторое время обретет уверенность.

— Что правда, то правда, — согласился Острожский. — Я тебя плохо знаю, но жалею.

— Неужели?

— Мне кажется, ты плохо кончишь.

— Угрожаешь?

— Помилуй Бог. Пальцем не трону.

— Подыщешь кого, чтобы убрал меня с дороги?

— Кому ты нужна! — ответил Константин Константинович так резко, словно эти слова сопровождал меч, посланный врагу в самое сердце.

Беата сразу сникла. Потупила взор, но вдруг подняла голову, внимательно посмотрела перед собой. Сказанное Острожским отозвалось в ее душе. Хотел того князь или нет, но напомнил об одиночестве, что не может найти взаимопонимания с окружающими, а если и находит, только для того, чтобы вершить что-либо плохое.

Но, судя по тому, что взгляд ее не был замутненным, и она не выжала слезу, жалеть ее