«Дух пира? Это о таких, как он, травил байки тот торговец, пока мои дети сдирали с него кожу?»

Титания вспомнила историю, рассказанную затихающим пьяным шепотком. Таких историй она слыхала много: почему‐то все мужчины, если приходили в сознание перед смертью, принимались без умолку трещать! Пытались заговорить ей зубы и увлечь. У кого и вправду получалось, те жили немного дольше остальных. А все истории, которые они успели ей поведать, Титания выстругала на стенах дворца и в голове, запомнив слово в слово, ибо, кроме них, детей и голода, у нее не было больше ничего.

Пока Титания воскрешала в памяти ту самую историю, сбивчиво шептала ее себе под нос, сражение завершилось. Что‐то дернуло ее внутри, будто душа зацепилась за сучок, и ноги подогнулись сами. Диадема скатилась на жухлую траву, с треком разошелся паутинный плащ. Титания упала, и тень с тыквой и косой заслонила собой желтое свечение огней, к которым она так отчаянно стремилась. Несомненно, теперь ее ожидала смерть.

Готовясь к ней, она зажмурилась и подтянула к груди расцарапанные ноги. Фарфоровую бледность, как чистое полотно, расписало грязью, пóтом и румянцем. Титания не собиралась сопротивляться больше, хищник в ней извелся и спрятался в нору. Если Королева пала, Королева умирает, как и все, – таков закон природы и ее двора.

Она склонила голову над лежащей в листьях диадемой, принимая свою участь, прижималась к земле-подруге лбом в последний раз. Над ней поднялась коса…

А опустился теплый плащ из шерсти.

– Замерзнешь ведь, – сказал ей Джек тогда, укутал в снятую с себя одежду и протянул раскрытую ладонь, помогая встать. – Ну, давай, чего вся сжалась? Я тебя не обижу. Добро пожаловать в Самайнтаун!

На «спасибо» говорят «да не за что», на «как дела?» – «хорошо, а у тебя?». Босиком не ходят не только потому, что неприлично, но еще и потому, что в городе можно поранить ноги. В магазинах в качестве оплаты не принимают бабочек и сушеные цветы, а разноцветную коробку, которую называют телевизор, включают пультом – команду «покажи мне мир» он не понимает. Двери и окна не одно и то же (через последние нельзя влезать), вода в чайнике обычно закипает за пять минут, и лучше не раздеваться где‐то, кроме своей комнаты и ванной. Да, Джек многому научил Титанию, в том числе и тому, что на добро нужно отвечать добром, а на заботу – заботиться вдвойне. Последнее, правда, Титания додумала уже сама, поэтому и выскочила из Крепости вскоре после Джека, когда он отправился к Ламмасу на ужин.

Сердцу было слишком неспокойно отпускать его вот так, пускай он и попросил никого за ним не следовать. Но разве это честно: ее он, значит, защитил, а она его что, нет? Мать все еще есть мать, и пускай Джек вовсе не ее ребенок, таким инстинктам Титания не перечит – таким инстинктам важно доверять. «Будь рядом, ищи угрозу, охраняй то, что тебе доверили». А Джек, пригласив ее жить к нему под одну крышу, тем самым доверил ей всего себя. Тыква его, увы, не крутится во все четыре стороны. Так пусть смотрит только за одной – вперед, а Титания присмотрит за тремя другими. Она убедится, что он дошел и вышел, что он цел и что не одинок, если в него вонзятся зубы, как в нее когда‐то.

Перед выходом Титания надела простое льняное платье цвета трав, что оплели собою потолок и нянчили в стеблях винные бутылки, наполненные настоями, что она готовила. Тканевый пояс с россыпью графитового бисера туго обхватывал талию под ребрами, будто держал внутри ее колотящееся от тревоги сердце и не давал ему выпрыгнуть наружу. Черные волосы свободно струились вдоль лица, дрожащие, беспокойные, как она. Сверху Титания накинула невзрачное серое пальто с вышитым платком, а затем покрыла себя золотой пыльцой вдоль плеч и соткала гламор. Может, от Чувства Джека и не скроет, но поможет скрыться от других и не привлекать внимание. Сливаться с пейзажами Титания всегда умела, даже с городскими.

Она скользила меж жилых домов по переулкам, прыгала из толпы в толпу, отставая на дюжину шагов, но не выпуская из виду узкую спину в черном тренче, который сама же подарила. Джек будто бы гулял, а не шел на деловую встречу, на кону которой, возможно, стояла их судьба. Размеренными, неспешными шагами он спустился в низину Темного района, подошел к мосту… И остановился. Будто осматривал достопримечательности, он останавливался возле всех популярных у туристов точек, после чего побрел обратно, так мост и не перейдя.

Титания занырнула за остановившийся автобус, поток из которого хлынул к Джеку наперевес с фотоаппаратами, и поиграла нитями гламора на плечах, словно из глины лепя подходящий облик, чтоб не выделяться и не ловить косые взгляды. Сорок лет она не ходила на охоту, но охотник тем не менее проснулся в ней с одного щелчка. Тита сгорбилась, прищурилась, будто выслеживала добычу. Вот она – скрывается за углом! Титания выскочила и свернула следом. Острые кончики ушей подергивались. Впереди показалась Рябиновая улица, и Титания сжалась изнутри, готовая бороться с древом, что ненавидело всех фей, шéлки, гномов и даже некоторых нимф. Когда‐то из него здесь были рамы, скамейки, двери, мебель, но чем больше расширялся Самайнтаун, тем, благо, больше его жителей разделяли «рябиновую боль». И пускай теперь от нее улице досталось лишь одно название, корни рябиновых деревьев, когда‐то растущих здесь, но вырубленных, все еще спали в ее недрах. Каждый раз Титанию мутило, даже если она по Рябиновой улице не шла, а ехала в трамвае. Мигрень вкручивала в виски гвозди, и пыльца тускнела, рассыпаясь прямо в пальцах, как песок. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда Джек вдруг снова изменил маршрут и отправился вдоль Роза-лей.

Титания следовала за ним по пятам и гадала, что же за адрес указан на визитке, которую Джек так и не дал никому из них прочесть. Вытащив ту из кармана, он принялся теребить ее в руках, и так они обогнули весь район… Пока наконец‐то не остановились возле Лавандового Дома.

Так вот почему он не сказал! Титания едва не зашипела, учуяв мертвецов.

– Спасибо, что проводила меня, Тита.

Конечно же, он понял, что она идет за ним. Тита осознала это еще в тот миг, когда Джек обошел Рябиновую улицу, которую просто так, без повода, никогда б не миновал (уж точно не после того, что на ней случилось). В конце концов, улицы Самайнтауна говорят с Джеком так же, как с Титанией – цветы.