хорошо. А еще на нем был тот самый кашемировый свитер цвета белого песка, к которому ей всегда так хотелось прижаться...

Вера всегда знала, что у нее есть бабушкин дом — место силы, куда можно прийти с любой бедой. И пусть она не произнесет ни слова об этой беде, не пожалуется, но минуты, проведенные дома, возымеют свое действие. Достаточно ощутить себя нужной и важной, оказаться под крылом, под защитой — и уйдет отчаяние.

Есть ли у Майера такое место? Куда он может пойти, чтобы почувствовать себя нужным, важным, родным и набраться новых сил в момент отчаяния?

— Я смотрю, тебе нравится? — улыбнувшись, спросила она.

— Нравится, — ответил он и как-то особо пристально взглянул на нее.

— Говорю ж, сумку давай, а она стоит... Что за девка... — вновь заворчала бабуля и пошла искать Верину сумку, а найдя, сгрузила в нее соленья.

— Да, бабуль, банки сразу в сумку ставь, а то вдруг забудем, — поддакнул Янис.

— А почему это ваши огурчики с помидорчиками, свет-Владимирович, оказались в моей сумке? — иронично спросила Вера.

— Учти, эти деликатесы я отжал лично для себя, поэтому они точно поедут ко мне домой.

— В моей сумке.

— Да. Но сумка же не может поехать без тебя.

— Нет, ты посмотри на них — стоят и едят с банки! Я вам сейчас эту банку прям так на стол и поставлю!

— Ой-ой, не надо, мы сейчас исправимся, — рассмеялась Вера и достала тарелку.

Пока она выкладывала огурцы, бабуля снова переключила все свое внимание на Майера, узрев в нем самый надежный источник информации. От Верки ж ничего толком не добьешься.

— Скажи, а этот малохольный... С ним проблем не будет?

— Севка? С ним не будет — у него будут. Если он вздумает вести себя как-то непорядочно.

— Хорошо тогда. Развод, знаешь, дело такое. Вся грязь наружу вылазит. Вроде нормальный был мужик, а тут смотришь... любовниц по курортам возит, а на детей денег не дает...

— Ба, успокойся. Мы все решили. У нас нет детей и нет проблем, нам делить нечего, у нас все мое, — поспешила Вера закончить обсуждение ее развода.

Удовлетворенная ответами Евдокия Степановна, захватив тарелку с пирогом и бутылку водки из морозилки, ретировалась в гостиную.

— Пойдем за стол, — сказала Вера, вытирая руки полотенцем. — И можешь уже выйти из образа. Отыграл как надо.

— Никаких игр, — он обнял ее за плечи и привлек к себе. — Душа моя, я прикрою любой твой грех, решу любую проблему, только скажи.

— Ты моя проблема. От себя самого меня защити. И это не сарказм. Когда ты поймешь, что я имею в виду, нам будет о чем поговорить.

— Упрямая.

— Сам такой.

Они пошли к столу. Евдокия Степановна уже разлила по тарелкам солянку, алкоголь оставив в распоряжении Майера. Вера не хотела пить, но им нужно. У них с Янисом есть повод.

— За знакомство, — прошептала она.

Он ответил ей тяжелым взглядом, слегка кивнул, и они выпили не чокаясь.

— Можно и так, — отметила бабуля.

— Прости, просто мы очень голодные, поэтому торопимся, — оправдалась Вера.

— Все правильно. Если мы празднуем твой развод, то стоит пить не чокаясь.

Только Евдокия Степановна собралась сделать глоток из рюмки, ее сотовый взвизгнул веселой мелодией.

— Господи, выпить спокойно не дадут... — Отпив немного, она вернула рюмку на стол и ответила на звонок: — Да, Зина! Нет... Да ты что! Если быстро... Нет, тогда я позже позвоню, не могу сейчас говорить... Гости у меня... Потом позвоню... Дети, говорю, приехали, не могу говорить! Дети у меня! — повысила тон. — Вот глухая тетеря... — Деловито отложив телефон, снова сконцентрировалась на внучке: — Что-то ты сегодня совсем тихая. Совсем ничего не говоришь.

— Вера просто устала, — объяснился Янис и раньше, чем бабушка успела высказать недовольство по поводу рабочего графика Веры, добавил: — Она уже взяла отгулы, чтобы отдохнуть.

— Это правильно. Надо себя беречь.

— Кстати, я решила после развода сменить фамилию. Девичью верну. Буду опять Мамаевой. Хотя, блин, столько возни с документами. Я везде и всю жизнь Ряшина.

— А я говорила, чтоб не меняла, — упрекнула Евдокия Степановна.

— Новой жизни же захотелось. Чтоб все по-новому, — легко сказала Вера и посмотрела на Яниса, и он, несомненно, понял ее взгляд.

Смена фамилии была еще одним способом убежать от прошлого. От него.

— Могу помочь поменять фамилию, — с улыбкой предложил Янис. — И никакой возни с документами не будет.

— Я как-нибудь сама с этим разберусь, — покривилась она.

— Кстати говоря, свет-Владимирович, я тоже давеча тут вспоминала, чего фамилия у тебя такая мне знакомая. Ну точно же! Я ж твоего папу знала! — огорошила их вдруг Евдокия Степановна.

— Серьезно?! — удивилась Вера. — Ты мне не говорила.

— Так я и сама не сразу вспомнила. Потом дошло. Мамка их у нас рожала. А мы папке наследников вручали.

— Так мы, бабуль, получается, с тобой с детства знакомы, — развеселился Янис.

— Получается, что так. Только не могу сказать, кто из вас у меня на руках был: ты или братик твой. Вы ж одинаковые.

— Нет, Ба, они не похожи. Вернее похожи, но их не спутаешь, — тоже рассмеялась Вера.

— Сейчас-то не спутаешь, надо полагать. А вот в первые дни отроду совсем одинаковые были, особенно без пеленок, — зашлась смехом бабуля, потом утихла и вздохнула: — Да, вот такие дела... Помню, помню... дневал и ночевал папка ваш у роддома, все хотел на детей взглянуть. А Ольга даже к окну не подходила. Это сейчас и рожают вместе, и навещать можно, а раньше не пускали. И детей только на кормление привозили. Не так все было...

— А почему не подходила? — спросил Янис.

— Кто ж ее знает, — задумчиво откликнулась бабуля, разглаживая едва заметный залом на скатерти. — Не раз у нас потом была...

— Бабуль, пойдем чай заварим, — быстро сказала Вера и встала со стула.

— Зачем была? — спросил Майер.

— Ну, сынок, в роддомах же не только рожают, — вздохнула Евдокия Степановна, подняла глаза и, натолкнувшись на яростный взгляд внучки, спохватилась, что сморозила не то: — Ой,