Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ба, идем, говорю, чай заварим. С чабрецом!
— Говоришь, мать аборт делала? Не раз? — не так легко было отмахнуться от Яниса.
Евдокия Степановна покивала и тяжело поднялась из-за стола.
— Так, может, свет-Владимирович не любит с чабрецом...
— Любит! — твердо сказала Вера.
Уведя бабушку на кухню, она принялась тихо, но строго ее отчитывать. У Яниса и без того с матерью сложные отношения, а она такое выдала!
— Бабуль, как ты могла? Зачем ты все это ему сказала? Отца давно нет, мать осталась. Дело давнее и прошлое, зачем надо было это ворошить?
— Я не хотела, само как-то вырвалось. Что же теперь... — прижав ладонь ко рту, Евдокия Степановна виновато глянула на внучку.
— Ладно, — Вера приобняла ее, уже пожалев о своем резком тоне. — Что делать... Чай теперь будем пить. — Вздохнув, она включила чайник и полезла за заваркой.
Евдокия Степановна постояла минуту, а потом снова решительно прошаркала в гостиную.
— Свет-Владимирович, ты прости меня, не то сказала. Так хорошо сидели, а я...
— Не надо извиняться, — вроде бы доброжелательно сказал он. — Все нормально. Я в состоянии пережить услышанное. Сказала и сказала.
Бабуля вгляделась в его лице: не сильно ли она его расстроила. Не заметив в его глазах каких-то возмущенных чувств, успокоилась.
— Обожди, я сейчас тебе кое-что принесу, — вдруг засуетилась и отлучилась в спальню.
Вернулась Евдокия Степановна, пребывая в еще более взбудораженном состоянии.
— Вот! — И что-то гордо положила на стол.
Вера, разливая чай, с любопытством взглянула на блестящую вещицу.
— Отец твой на радостях мне сунул, когда дитя принимал, — глядя на Майера горящим взглядом, рассказала она. — Вас же двое. Одного принял, презенты вручил, а тут я со вторым, а он говорит: «Нельзя с пустыми руками» — и сунул мне эту зажигалку. Представь! Мне! А она ж золотая!
— Почему я никогда ее не видела? — спросила Вера.
— Говорю же, золотая! Такое добро надо подальше ото всех держать, а не на виду! Это ж не бутылка водки!
Янис покрутил зажигалку в руках. Она действительно когда-то принадлежала отцу — на ней была гравировка с именем.
— А чего ты ее не продала? — спросил он.
— Ты что, сынок! Еще скажут, что украла! Забирай!
— Нет, пусть остается у тебя, раз отец подарил. Столько лет хранила.
— И правильно, что хранила, — сама себя похвалила Евдокия Степановна. — Забирай, говорю. Для тебя — это память отца, а для меня — побрякушка, которую я прячу ото всех подальше, чтоб не сперли. Она у тебя должна быть.
— Спасибо, — сказал Янис и довольно сунул зажигалку в карман брюк.
Бабуля тоже обрадовалась, увидев его просветлевший взгляд.
— Наливай, свет-Владимирович, а то не будет душе покоя. Чуть бабку до инфаркта не довели!
— Кто? Мы? — рассмеялась Вера.
— Вы! Кто еще?!
Общими усилиями они свели на нет обсуждение родителей Яниса и остаток вечера провели за спокойными разговорами. Потом бабуля, упрямо не приняв ни от кого помощи, принялась убирать со стола и мыть посуду.
— Хочешь остаться здесь? — спросил Янис у Веры.
Они так и сидели за столом. Перед ним стояла чашка с чаем, к которому он не притронулся. Вера пила свой, не ощущая вкуса.
— Думала об этом, — подтвердила она, повернувшись к нему.
— Зачем? Наша бабуля весьма бодра и не нуждается в ночной сиделке. Поехали ко мне.
Ее зеленые глаза скользнули по нему быстрым холодком, и Вера отвела взгляд. Не было больше сил смотреть на него и отвергать, убеждая себя, что она ничего к нему не испытывает и он ей не нужен.
— Я сейчас не очень хорошая спутница. Душно, не находишь? Открою балкон.
— Там можно курить?
— Да.
Они вышли на теплую лоджию, где у бабули был устроен зимний сад, и Вера достала пепельницу из шкафчика. Сумерки уже перешли в ночь, и тьма прильнула к окнам. Казалось, к тем местам, где стояли растения, она прилегала плотнее.
— Как в лесу, — усмехнулся Янис, аккуратно встав у раскидистого фикуса. Все вокруг было уставлено цветами.
— Не говори. Мне кажется, эти цветы уже сами по себе тут размножаются, — посмеялась Вера и собралась оставить его одного.
— Постой со мной, — попросил он. — Я хочу кое-что у тебя спросить. Просто ответь.
— Спрашивай, — кивнула она, и ей почему-то сразу захотелось курить.
— Почему ты не сделала аборт?
Вера взяла у Яниса сигарету, прикурила и заговорила лишь после того, как сделала одну глубокую затяжку. Сам Янис, впрочем, так и не закурил.
— Не буду врать, что не думала об этом. Думала и собиралась. Мне было страшно, я не понимала, что делать и как жить. Рассказала бабушке и попросила все устроить. Но она категорично заявила, чтоб я выбросила эти мысли из головы и не смела ничего такого с собой делать. Сказала, что вырастим, воспитаем, и так далее... Я успокоилась и приняла все как есть.
— Это было бы понятно, учитывая обстоятельства, в которых оказалась ты. Но мне непонятно, что двигало матерью.
— У женщин на то есть разные причины.
— Например?
— Неподходящие условия, финансовая нестабильность, слабое здоровье. Мало ли...
— К моей семье это не относилось. Значит, она просто не хотела.
— Янис, в любом случае это только ее личное дело. Не лезь в это. — Вере совсем не хотелось, чтоб он копался в прошлом, накручивал себя и тем более разговаривал на эту тему с мамой.
— Ты не можешь меня о таком просить.
— Ты прав, — спокойно ответила она. — Я тебе никто, поэтому не могу. Но, уже немного зная тебя, прекрасно понимаю, что твои мысли не останутся просто мыслями. И мне почему-то не хочется, чтобы ты обострял и без того натянутые отношения с мамой.
— Беспокоишься обо мне?
— Считай, что так, — нехотя призналась она, понимая, что он не тот человек, о чьем благополучии стоило бы переживать.
Еще раз затянувшись дымом, Вера почувствовала, что у нее закружилась голова.
— Пойдем, — сказала она и неверной рукой ткнула недокуренную сигарету в пепельницу.
— Поехали ко мне.
Янис привлек