– И что же вы не понимаете?

– Если Доналдсон решил расправиться с мисс Аранделл спомощью, так сказать, прививки, тогда я не понимаю, зачем ему нужна была эта досмешного примитивная нитка поперек лестницы.

– En verite, Гастингс, бывают минуты, когда вы простовыводите меня из равновесия. Один способ требует специальных, сугубо научныхзнаний, так?

– Да.

– А второй – очень домашний, «это под силу даже вашей маме»,как любят твердить в рекламах. Верно?

– Да, конечно.

– Думайте, Гастингс, думайте. Откиньтесь на спинку кресла,закройте глаза и заставьте работать ваши серые клеточки.

Я подчинился. То есть я откинулся на спинку кресла, закрылглаза и попытался выполнить третью часть инструкции, однако результат моихусилий был равен нулю.

Открыв глаза, я увидел, что Пуаро добродушно менярассматривает, точно няня, которой поручили приглядывать за неразумныммладенцем.

– Eh bien?

Я предпринял отчаянную попытку не ударить в грязь лицом.

– Мне кажется, – начал я, – что тот, кто придумал первыйвариант, не может быть тем же человеком, который сумел использовать в этом деленовейшие научные достижения.

– Резонно.

– И я сомневаюсь, что разум, изощренный в науках, опуститсядо такой примитивной вещи, как несчастный случай, – это означало бы положитьсяна волю судьбы.

– Очень разумно.

Осмелев, я продолжал:

– Поэтому единственно возможный вывод, по-видимому, таков:попытки были предприняты разными людьми. Мы имеем дело с убийством, задуманнымдвумя совершенно разными людьми.

– Вам не кажется, что это уж слишком большое совпадение?

– Вы сами как-то сказали, что в деле об убийстве почтивсегда встречается хоть одно совпадение.

– Да, это правда. Вы поймали меня на слове.

– Так-то.

– И кто же, по-вашему, эти двое?

– Доналдсон и Тереза Аранделл. Доктор очень подходит на рольвторого, то есть действительного убийцы. С другой стороны, нам известно, чтоТереза предприняла первую попытку. Мне думается, они могли действоватьсовершенно независимо друг от друга.

– Вы так любите выражение «нам известно», Гастингс. Уверяювас, что мне в отличие от вас совсем неизвестно, была ли Тереза той ночью налестнице.

– Но мисс Лоусон сказала…

– То, что сказала мисс Лоусон, еще нельзя считатьдоказательством.

– Но она говорит…

– Говорит… Говорит… Вы всегда слишком доверяетесь людям,готовы поверить им на слово. А теперь послушайте, mon cher. Я ведь говорил вам,что меня кое-что смущает в поведанной нам мисс Лоусон истории?

– Да, я помню. Но вы никак не могли вспомнить, что именновас смущает.

– Так вот, я вспомнил. Секунду терпения, и я покажу вам то,что я, вот глупец, должен был сообразить гораздо раньше.

Он подошел к письменному столу и, открыв ящик, вынул оттудакусок картона. Потом, взяв ножницы, принялся что-то вырезать, встав так, чтобыя ничего не видел.

– Терпение, Гастингс. Через минуту мы приступим к нашемуэксперименту.

Я покорно отвел взгляд.

Через минуту-другую Пуаро удовлетворенно щелкнул языком. Онотложил ножницы, бросил остатки картона в корзинку и подошел ко мне.

– Не смотрите. Закройте глаза, пока я буду прикалыватькое-что к лацкану вашего пиджака.

Я повиновался. Пуаро проделал все, что хотел, потом помогмне встать и провел в соседнюю с гостиной спальню.

– А теперь, Гастингс, посмотрите на себя в зеркало. На васмодная брошь с вашими инициалами – правда? – только, bien entundu, брошь этасделана не из хромированной стали и тем паче не из золота с платиной, а всеголишь из картона.

Я посмотрел на себя и улыбнулся. Пуаро необыкновенно ловкосмастерил эту брошь. На моем лацкане красовалось нечто похожее на брошь ТерезыАранделл – круг из картона, а в нем мои инициалы – «А. Г.».

– Eh bien? – спросил Пуаро. – Довольны? Очень элегантнаяброшь с вашими инициалами, верно?

– Настоящее произведение искусства, – согласился я.

– Правда, она не играет на свету, но тем не менее вы нестанете отрицать, что такую брошь можно разглядеть и с приличного расстояния?

– Не сомневаюсь.

– Вот именно. Сомнения одолевают вас не слишком часто. Выочень доверчивы, дружище. А теперь, Гастингс, будьте добры снять свой пиджак.

Не понимая, в чем дело, я выполнил его просьбу. Пуаро тожеснял пиджак и, чуть отвернувшись, надел мой.

– А теперь, – торжественным голосом провозгласил он, –обратите внимание на брошь. Брошь с вашими инициалами – идет она мне?

Он повернулся лицом к зеркалу. Я недоверчиво уставился нанего. И наконец понял разгадку.

– Ну и идиот же я! Конечно. В круге Г. А., а вовсе не А. Г.

Пуаро, сияя улыбкой, снова обменялся со мной пиджаком.

– Теперь вы понимаете, что мне не понравилось в истории,рассказанной мисс Лоусон. Она утверждала, что четко видела инициалы Терезы. Нораз она видела Терезу в зеркале, значит, должна была видеть их в обратномпорядке.

– Подождите, – усомнился я, – может, и она поняла, что онибыли в обратном порядке?

– Mon cher, почему тогда вам это не пришло в голову? Почемувы не воскликнули: «Пуаро, инициалы тут неправильные. Тут Т. А., а должно бытьА. Т.». Хотя вы все же значительно умнее, чем мисс Лоусон. И только не говоритемне, что какая-нибудь бестолочь вроде нее, едва проснувшись, способнасообразить, что А. Т. в действительности означает Т. А. Нет, мисс Лоусон такоепросто не по силам.

– Она была уверена, что это Тереза, – не отставал я.

– Вот теперь вы приближаетесь к истине, друг мой. Помните, янамекнул ей, что ей вряд ли удалось бы разглядеть лицо женщины, склонившейсянад ступеньками, и как она среагировала?

– Вспомнила брошь Терезы и тут же приплела ее, совершенно недумая, что сам этот факт – будто она видела эту брошь в зеркале – делает еерассказ неправдоподобным.

Резко зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.