Екатерина Иванникова – роль второго плана в фильме ИгоряЛитвака «Самосожжение», где подробно описывается, как попадают на срочнуюслужбу парни с олигофренией в степени легкой и даже средней дебильности и что сними на этой службе происходит. Катя сыграла роль врача из полковой санчасти,сексуально озабоченной до такой степени, что когда ей «приспичит», онастановилась почти невменяемой, как наркоман в абстиненции, и готова была на чтоугодно, лишь бы срочно подлечь под кого-нибудь. Ее активно «пользовали» ротныеи взводные командиры, чтобы она ставила липовые диагнозы несчастным солдатикам,которых избивали, унижали, насиловали, доводили до самоубийства.

Итак, кроме Кати Иванниковой в «черном списке» наверняка былИгорь Литвак. Через десять минут я нашел и третью потенциальную жертву. РусланКийко, известный публике просто как Руслан, женоподобный гомосексуалист сдлинными волосами и нежным, тщательно выбритым лицом. В фильме «Он и его муж»Кийко сыграл армейского полковника, совсем молодого, постоянно получавшеговнеочередные звания, потому что генерал оказался любителем мужского тела, а умолодого красивого подчиненного ему отказа не было много лет. Руслан в этойроли был необыкновенно убедительным и естественным (что вполне понятно),нормально ориентированный мужик никогда не смог бы так сыграть гомосексуалиста,как это удалось Кийко. Любой другой в этой роли переигрывал бы, пытаясьнарисовать какую-то особую «женственность». А Руслан ничего не наигрывал и непридумывал, у него этой пресловутой «женственности» было как раз столько,сколько нужно. Его роль была в фильме основной, его педераст-покровитель былтолько обозначен несколькими крохотными эпизодами, а весь фильм рассказывал отом, как менялась на протяжении многих лет психология молодого офицера, которыйделал себе карьеру таким «немужским» способом. Режиссером фильма «Он и его муж»был все тот же Бабаян, гениальный алкоголик, блестящий мастер психологическихнюансов. К сожалению, за его жизнь можно было больше не беспокоиться.

Где искать Сергея Лисицына в первом часу ночи, я непредставлял, а идти к нему домой было рискованно: если его сочли достаточноопасным, чтобы удалить с оперативной работы, то вполне могут присматривать заего контактами. В первые два дня после возвращения из Москвы я еще былСтасовым, и наши встречи проходили демонстративно открыто, потому что так ибыло задумано. Зато теперь все стало сложнее. С какой это стати какой-тоДмитрий Галузо будет разыскивать среди ночи участкового Лисицына?

Единственным шансом был телефонный звонок Сереже домой. Явыбрался из своего сарая, вышел на улицу и пошел влево, хотя направо дотелефона-автомата было бы ближе. Но я не хотел по вполне понятным причинампроходить мимо дома 8.

Мой ангелочек со скучным видом и брюзгливой миной вытащилочередной несчастливый билетик, швырнул мне его в лицо и завалился спать.Сергея дома не было. К телефону вообще никто не подошел, так что я даже не смогпопросить, чтобы ему передали, что он срочно мне нужен.

Оставалось одно: бежать в гостиницу, где жили киношники, иискать Бориса Рудина. У него есть служба безопасности, пусть хоть что-тополезное сделают.

* * *

В гостинице полным ходом шла ночная тусовка. Я прошел черезбоковой вход из сада в холл мимо равнодушно глянувшего на меня охранника иподумал, что на рудинскую службу безопасности надежда слабая. Они вообще мышейне давят. Спят на ходу. Одной из примет нашего времени стало представление отом, что если уж делать что-то, то за о-очень большие деньги, а просто большиеденьги существуют для того, чтобы их получать за просто так, за сонноебезделье.

Рудина я нашел в ресторане. Естественно, рядом с нимвосседала мадам Мезенцева, одетая во что-то невообразимое, полностьюоткрывавшее ее потрясающую фигуру. Полоса невезения началась, и мне пришлосьсмириться с тем, что объяснений с Ритой никак не избежать. Разумеется, онасразу же меня узнала, да и немудрено после стольких лет близкого знакомства.

– Что случилось? – тут же с ужасом спросила она. –Что с тобой, Стасов? В кого ты превратился? Почему ты вернулся? Где Лиля?

Вопросов оказалось многовато даже для моей закаленнойнервной системы, поэтому я позволил себе быть грубым. Ну если уж не грубым, топо крайней мере дурно воспитанным.

– Лиля на даче у Борзенкова, с ней все в порядке, –быстро ответил я и тут же перевел взгляд на Рудина. – Борис Иосифович, мненужно поговорить с вами. Наедине и срочно.

Да, Боря Рудин мне не нравился, но одного у него не отнять:он не был курицей, которая, прежде чем что-то сделать, долго и бестолковоквохчет и бьет себя крыльями по бокам. Он был деловым и стремительным.

– Посиди здесь, – бросил он Рите, вставая и делая мнезнак следовать за собой.

Похоже, Ритулька-то привязана к президенту киноконцернаРУНИКО больше, чем он к ней. От такого пренебрежения она сделалась пунцовой, нопозу сохранила, даже не обернулась нам вслед.

Борис Иосифович шагал очень быстро, и мне оставалось толькоудивляться, откуда в этих коротких ножках такая бешеная скорость. Он былневысок росточком, даже ниже Риты, не говоря уж обо мне с моими без малогодвумя метрами, но в отличие от многих малорослых не производил впечатлениязакомплексованного и злобного. Мне раньше не приходилось с ним общаться, толькоодин раз нас представили друг другу на какой-то презентации в Киноцентре, когдая еще ходил на такие мероприятия в качестве Риткиного мужа. Он мне сразу непонравился, и это светлое чувство я пронес в своей трепетной душе через долгиегоды как семейной, так и последующей холостяцкой жизни. Причем я не мог бысказать определенно, что именно мне так категорически не нравилось в Рудине. Новот не нравилось, и все тут.

Мы вошли в огромный «президентский» номер, состоящий из трехкомнат – гостиной, кабинета и спальни. В гостиной царил, мягко говоря, тот ещебардак: на столиках стояли бутылки и грязные бокалы и рюмки, вазочки состатками орехов и косточками от давно съеденных фруктов, доверху забитыеокурками пепельницы, воздух, несмотря на открытую балконную дверь, был пропитанзапахом сигаретного дыма и перегара. По-видимому, гулянка здесь шла долго, азакончилась совсем недавно.

Рудин, не останавливаясь, прошел через гостиную и открылдверь в следующую комнату. Я послушно последовал за ним в кабинет. Здесь былохорошо, прохладно и чисто, у окна стоял большой письменный стол, у стенырасположились мягкие глубокие кресла. Борис двигался так стремительно, чтоказалось, в кабинете есть еще одна дверь и он собирается пересечь его и идтидальше. Но я ошибся, Рудин подлетел к одному из кресел, резко затормозил иплюхнулся в него, закинув ногу на ногу, отчего брючина задралась, обнаживжемчужно-серый носок и часть смуглой волосатой щиколотки. Ну надо же, а Риткавсегда говорила, что терпеть не может волосатых мужиков!

– Слушаю вас внимательно, – произнес он, доставаясигареты и щелкая зажигалкой. – Должен заметить, вы сильно изменились,Владислав. Я помню вас совсем другим.