Максим прочитал статью несколько раз и ощутил невообразимый приступ гнева. Почему его ни разу не посетила мысль, что надо искать родителей? Ответ прост: игуменья Софья сказала ему, будто те умерли. Что матушка могла соврать, мальчику даже в голову не пришло. И долгие годы Максим считал себя сиротой. Увидев фото Геннадия Андреевича с Владимиром и прочитав интервью, он узнал, что его отец до недавнего времени был жив, воспитывал чужого мальчишку. А почему родители не искали его, Максимку? Наверное, по той же причине, что и он: кто-то сообщил им про смерть сына.

Елена умолкла, а я спросил:

– Максим Брякин решил отомстить людям, из-за которых попал в приют?

Горкина прошептала:

– Да. Он не хотел возвращаться в Бойск, опасался, что его там могут узнать. Хотя спустя столько лет кто бы понял, что неизвестный мужчина тот самый пропавший когда-то Максимка? Я его узнала, потому что видела почти каждую ночь во сне. Правда, Лиза-то была жива, уж мать-то, наверное, могла бы сообразить, что перед ней выросший сын, если б столкнулась с ним на улице. Знаете, он ее ненавидел и когда о ней заговорил, весь аж затрясся. Мне Брякин сказал: «Будешь мне помогать – останешься в живых. Откажешься… Я-то тебя пальцем не трону, но все вокруг узнают, что ты – убийца. Я случайно жив остался».

– Это Максим велел вам привести отца Дионисия в церковь? – уточнил начальник полиции.

– Да, – подтвердила Лена. – Храм на самой окраине стоит, за ним сразу лес начинается, поэтому там домов больше не построили, деревья вырубать нельзя.

– Значит, это вы были тем человеком в приметной куртке, который постучался в дом священника и кому тот открыл дверь, – вздохнул я. – Неудивительно, что Екатерина ошиблась, вы худая, высокая, вас можно издалека с внуком Филиппа Петровича перепутать. Как вы раздобыли одежду Павла Ветрова?

Дочь Марфы тяжело вздохнула.

– У моей матери слух, как у горной козы. Ляжет вечером спать, вроде храпит, но если я входную дверь приоткрою, сразу орет: «Ленка, куда намылилась? Чего делать собралась?» Она бы точно услышала, если б я на улицу ночью пошла, могла за мной проследить. Поэтому я вылезла в окно своей спальни. Во всем домашнем, легко одетая. Куртки и пальто у нас в сенях висят, да туда не попасть. Скрипнет дверь, и мать проснется. Я подумала, что в свитере не замерзну, но тогда такой холод стоял, что через секунду окоченела. Гляжу, во дворе Ветрова под навесом куртка на веревке висит. Я ее сняла, накинула и помчалась к отцу Дионисию. Сказала ему: «Батюшка, там мужчина у церкви ждет, просит, чтобы вы с ним поговорили».

– И он пошел? – не поверил я. – В поздний час? Не стал вас ни о чем расспрашивать?

Елена покачала головой.

– Отец Дионисий всегда любому человеку на помощь спешил. Катя переживала, что он почти не отдыхает. Один раз я мимо дома батюшки шла и в окно открытое услышала, как она говорила: «Папенька, да не кидайтесь вы по первому зову-то. Вот и сейчас к Ивановым пошли. Сначала расспросили бы Семена, почему его мать сама в церковь на исповедь не идет, а сына за вами прислала. Вы совсем спать перестали». А батюшка ей ответил: «Если у кого-то есть во мне надобность, то я отправлюсь к страждущему. Что же касаемо сна, то Иоанн Крестьянкин[12] по два часа в сутки веки смеживал, а то и вообще без отдыха обходился. Не дерзаю себя с ним сравнивать, не достоин даже пыль с ботинок отца Иоанна стряхивать. Пример привел, чтобы ты поняла: для помощи людям Господь всегда силы даст, сон тут ни при чем».

– Итак, вы проводили священника к Максиму. Дальше что? – уточнил Евгений.

– Брякин велел мне домой уходить, – прошептала Елена. – А я завернула за угол храма и осталась. Слышала их разговор. Брякин отца Дионисия во всех своих несчастьях обвинил, кричал: «Ты меня в машине бросил, убежал. Взял бы с собой, и не попал бы я в приют, к маме бы вернулся». Обозвал его самозванцем, который не имеет права служить. Рассказал, как под машиной лежал и все разговоры слышал… Батюшка у него прощения попросил, сказал, что позже был законно признан иеромонахом и рукоположен в сан, что всей своей жизнью хочет отмолить зло, которое причинил кому-либо раннее. Но чем больше отец Дионисий каялся, тем злее делался Брякин. Мне очень хотелось выбежать и сказать: «Оставь батюшку в покое, он ни в чем не виноват, мальчика в автомобиле мертвым посчитал. И в интернат не он тебя отправил, а матушка Ирина с Марфой Ильиничной. Вдова отца Владимира уже на том свете, а моя мать жива, вот к ней и предъявляй претензии». Но я побоялась выйти, осталась там, где стояла. В конце концов Макс заявил: «Тебя тут святым считают, ты храм из руин поднял, о людях заботишься. Выбирай: или сейчас идешь на колокольню и сам прыгаешь с нее, или я всем рассказываю правду – что священник обманщик, самоучка, после аварии, которую его друг устроил, раненого ребенка на дороге бросил, и тогда тьма народа погибла. Люди много лет исповедовались и причащались у антихриста, гореть им всем за это в аду».

Рассказчица умолкла, сжав пальцы в замок. Мы с Евгением не нарушали тишину. Ждали. Наконец Горкина снова заговорила:

– Отец Дионисий у него спросил: «Если я выполню ваше условие, то вы уйдете и более никогда в Бойске не появитесь? Не станете моих прихожан смущать? Перед Божьим храмом скажите правду». Максим ему в ответ: «В отличие от тебя, обманщика, я в монастыре воспитан и пред иконой, которую сейчас над дверью вижу, лгать не стану. Да, твоя жизнь в обмен на душевное спокойствие паствы. Решай. Я не убийца, поэтому хочу, чтобы ты сам себя за зло, всем причиненное, покарал. Не кинь ты меня тогда в машине, это я бы сейчас в Лондоне жил и банком владел». До меня донеслось тихое звяканье, это батюшка ключи вынул, потом дверь на колокольню заскрипела. Максим засмеялся: «Иди, иди, если и вправду грехи отмолил, Бог тебя спасет, на руки возьмет, не разобьешься». Я убежала… очень страшно стало.

Протасов в упор посмотрел на Елену.

– Не верю я, что вы случайно куртку Павла схватили. Небось подумали: вдруг кто на пути встретится, так пусть на Ветрова подумают. Да зря старались. Пашино алиби подтвердилось, он в ту ночь в трактире пел, никуда оттуда не уходил, и тому полно свидетелей, я с управляющим говорил. Хм, значит, не ошибся эксперт, отец Дионисий прыгнул сам, никто его не сталкивал и не сбрасывал с высоты. Но самоубийством это нельзя назвать. Никак нельзя.

Полицейский задумчиво смотрел куда-то в сторону. Потом перевел взгляд на Горкину.

– Елена, есть еще вопрос. Вы сказали матери, что видели на своем огороде фигуру в розовой куртке, а вскоре невдалеке от вашего дома оказался труп Филиппа Петровича. Но! Накануне дня, когда был убит старик, к Ивановой, регенту хора, заходила Брякина. Раиса понимала знаки, которые делала Елизавета, к тому же та еще могла написать текст на бумаге. Лиза объяснила, что пролила на свою верхнюю одежду едкую жидкость, и пуховик «умер». Иванова дала Лизе черную «аляску», которую кто-то из милосердия принес для бедных в церковь. Так что вы не могли на следующий день видеть Брякину в яркой куртке с перьями. Никак не могли. Она ходила в другой одежде. Итак, вопрос: зачем вы соврали? У меня есть и ответ: вы сами напали на Филиппа Петровича и решили перевести стрелки на Брякину. По вашему мнению, она прекрасно подходила на роль убийцы, ее ведь почти все сумасшедшей считали, которая Горкиных тиранит.