Гарри заметил, что Гомес оценивает его взглядом.

Сеньора Маэстре кивнула:

— А чем занимается ваша семья?

Гарри поразила ее прямота.

— Я из военной среды.

— Отлично, как и мы, — одобрительно кивнула она. — И вы читаете лекции в Кембридже?

Глаза ее глядели пристально, будто прощупывали Гарри.

— Да. В мирное время. Пока только преподаватель, не доцент.

Маэстре благосклонно закивал:

— Кембридж… Как мне там нравилось! Сеньор Бретт меня понимает. Именно в Кембридже я полюбил Англию.

— Вам следует познакомиться с моей дочерью, — сказала сеньора Маэстре. — Она никогда не встречалась с англичанином. Только с итальянцами, а они дурно на нее влияют.

Она подняла взгляд и слегка передернула плечами.

— Да, вы, молодые люди, идите с Эленой, — добавил Маэстре.

Когда Гарри проходил мимо, он прикоснулся к его руке и тихо проговорил, очень серьезно поглядев на него своими внимательными карими глазами:

— Сегодня вечером вы среди друзей. Тут нет ни немцев, ни синих рубашек, кроме Мильяна Астрая, но он исключение. Старик теперь не у дел, мы пригласили его по доброте душевной.

Гарри и Толхерст последовали за сеньорой Маэстре, она, шурша юбками, прокладывала извилистый путь сквозь толпу гостей. В дальнем конце зала застенчиво стояли три девушки, вертя в руках хрустальные бокалы с вином. Две нарядились в платья для фламенко; третья, низенькая и полная, как мать, с оливковой кожей и круглым лицом с тяжелыми чертами, была в вечернем платье из белого шелка. Сеньора Маэстре хлопнула в ладоши, и девушки взглянули на нее. Гарри на мгновение вспомнил певцов фламенко, которые выступали в «Эль торо», когда они с Берни приезжали в Мадрид девять лет назад. Но те были все в черном.

— Милагрос! Ты должна разговаривать с гостями. Сеньор Бретт, сеньор Толхерст, моя дочь Милагрос и ее подруги, Долорес и Каталина. — Сеньора Маэстре быстро повернулась к проходившему мимо мужчине. — Маркес! Вы пришли!

Взяв его под руку, Элена увела знакомого в сторону.

— Вы из Лондона? — с робкой улыбкой спросила Милагрос у Гарри.

Она, казалось, нервничала, ей было не по себе.

— Почти. Это место называется Суррей. А вот Саймон из Лондона.

— Что? А, да, — отозвался Толхерст.

Он покраснел и покрылся испариной. Прядь светлых волос упала ему на лоб, и он откинул ее, едва не выплеснув из бокала вино. Подружки Милагрос переглянулись и захихикали.

— Я видела на картинке ваших короля и королеву, — сказала Милагрос. — И принцесс. Сколько им сейчас лет?

— Принцессе Елизавете четырнадцать.

— Она очень милая. Как вы считаете?

— Да, да, она милая.

Мимо проходил официант, он снова наполнил им бокалы. Гарри улыбнулся Милагрос, придумывая, что бы сказать.

— Значит, вам исполнилось восемнадцать.

— Да, сегодня мой первый выход в свет.

Она говорила с оттенком сожаления, вероятно о своем детстве. Мгновение девушка с интересом смотрела на Гарри, потом улыбнулась и как будто чуть успокоилась.

— Мой папа говорит, вы переводчик. Давно вы этим занимаетесь?

— Нет. Раньше я преподавал в университете.

— Я в школе плохо училась, — снова печально улыбнулась Милагрос. — Теперь это время прошло.

— Да, — весело вставила подружка именинницы. — Теперь настало время подыскать себе мужа.

Девушки засмеялись, а Милагрос вспыхнула. Гарри стало жаль ее.

— Слушайте, — вдруг вмешался в разговор Толхерст, — ваше имя, Милагрос, и ваше, Долорес, странно звучат для англичанина — Чудеса и Печаль. У нас нет религиозных имен для девочек.

Он засмеялся, а девушки холодно взглянули на него.

— Есть имя Черити — Милосердие, — неловко заметил Гарри.

— Вам, кажется, жарковато, сеньор Саймон? — злобно спросила Долорес. — Подать вам платок?

Толхерст покраснел еще сильнее:

— Нет-нет, все в порядке. Я…

— Смотри, Долорес, там Джордж! — возбужденно проговорила Каталина. — Пойдем.

Хихикая, девушки подошли к приятного вида молодому человеку в форме курсанта. Милагрос смутилась:

— Простите, мои подруги вели себя немного невежливо.

— Ничего, — неловко ответил Толхерст. — Я… э-э-э… пойду возьму что-нибудь из еды.

Он ушел, повесив голову.

— Думаю, он давно не бывал на таких мероприятиях, — горестно улыбнулся Гарри.

Милагрос распахнула веер и мягко махнула им у своего лица.

— Я тоже. Не было никаких приемов с тех пор, как мы вернулись в Мадрид в прошлом году. Но жизнь понемногу возвращается в привычное русло. Правда, ощущения скорее странные после такого долгого перерыва.

— Да, да. Я тоже отвык от вечеринок.

После Дюнкерка не был ни на одной. Гарри вдруг почувствовал особую отстраненность, будто между ним и гостями приема выросла стеклянная стена. Поврежденное ухо почти не различало слов среди какофонии звуков.

Милагрос посмотрела на него серьезными глазами. Гарри повернулся к ней здоровым ухом.

— Я очень надеюсь, что Испания останется в стороне от войны в Европе, — сказала девушка. — А вы как думаете, сеньор?

— И я на это надеюсь.

Милагрос снова пристально вгляделась в него:

— Простите, что я спрашиваю, но вы военный? В моей семье уже много поколений все военные. Мы всегда замечаем, когда человек держится неуклюже, как ваш друг. Но вы держитесь как солдат.

— Это вы тонко подметили. Еще несколько месяцев назад я служил в армии.

— Папа служил в Марокко, когда я была маленькой. Ужасное место! Я так радовалась, когда мы вернулись домой. А потом началась Гражданская война. — Милагрос попыталась улыбнуться. — А вы, сеньор, вы долго пробыли в армии?

— Нет. Я пошел в армию, только когда началась война.

— Говорят, Лондон страшно бомбят.

— Да. Время трудное, — сказал Гарри, вспоминая, как падают бомбы.

— Это так печально. И я слышала, Лондон очень красивый. Там много музеев и художественных галерей.

— Да. Только картины из них увезли на время войны.

— У нас в Мадриде есть Прадо. Сейчас туда возвращают картины. Я их никогда не видела, нужно будет пойти.

Она улыбнулась Гарри, ободряюще, но немного смущенно, и он подумал: «Она хочет, чтобы я ее туда сводил».

Ему это польстило, но Милагрос была так юна, совсем ребенок.

— Что ж, я бы тоже хотел сходить, однако сейчас я очень занят…

— Это было бы мило. У нас есть телефон, можете позвонить моей маме, чтобы договориться…

Вернулись Каталина и Долорес в окружении нескольких курсантов. Милагрос нахмурилась.

— Милагрос, познакомься с Карлосом. У него уже есть медаль, он сражался с красными бандитами на севере…

— Простите меня, — сказал Гарри, — я, пожалуй, поищу Саймона.

Он отошел, надул щеки и с облегчением выпустил воздух. Милагрос была милым ребенком. Но всего лишь ребенком. Он взял бокал у проходившего мимо официанта. Только бы не набраться, нужно за собой следить. Гарри подумал о Софии, мысли о ней приходили к нему уже несколько раз со вчерашнего дня. Она казалась полной жизни, энергии. Он ничего не сказал Хиллгарту о слежке. Свое обещание он сдержит.

Толхерст стоял посреди зала и разговаривал с Гоучем, который с легким отвращением смотрел