Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил отшатнулся, выставив перед собой руки ладонями вперед.
— Спокойно! Я твой коллега, сижу рядом с тобой. Мой стол аккурат через проход. Меня зовут Михаил. Можно Миша, Миха, без разницы.
— Микки?
— Можно и так, — легко согласился Михаил, — не обижусь. А ты Кирилл?
— Нет.
— Разве Кир не производное от него?
— Нет. Кир сам по себе. От греческого «господин».
— Ах, ваша светилось!
— Вашей милости будет вполне достаточно.
— Что?
— Ничего. Забудь.
— Ой, мальчики! Вы уже кофе пьете? Значит, я вовремя.
Взгляд Кира мгновенно изменился. Обрел ту степень человечности, которая бывает утром в рабочие будни.
— Привет, Кать! — Михаил сразу воспрял духом. — Познакомься, это Кир. Новый коллега и все такое.
Кир изобразил почти искреннюю улыбку.
Катерина вошла на кухню и поставила на стол коробку. От нее сладко пахло ванилью.
— Угощайтесь. Вчера испекла и что-то много получилось.
В коробке оказалось печенье в виде ракушек. Светлые и темные. Кир взял ближайшее — темное.
— Это что? — деловито спросил Миха.
— Мадленки. Светлые с «Адвокатом», темные с шоколадом и коньяком. Кир, бери и другое. Потом скажешь, какое из них больше понравилось.
— А я по два возьму. С одного не распробую, — заявил Миха.
— Да хоть по три. Тут много.
Кир, у которого на завтрак был только пустой чай, печенью искренне обрадовался. Даже подумал что здесь, может быть, все будет не так уж плохо.
***
Неделю его никто не трогал. Кир пытался вникнуть в свои обязанности, а шефу до него не было никакого дела.
Тот день начался, как обычный осенний день — солнце боролось с тучами и даже иногда побеждало. Кир налил кофе и грел пальцы, обхватив чашку. Он уже в пятый раз читал договор — вроде там все было нормально, но что-то ему не нравилось.
Катерина разговаривала по телефону, выясняя, почему кое-кто сегодня не пошел в школу. Миха читал новости и зевал.
Кто-то шел по проходу между столами к кабинету шефа. Ничего необычного, но именно сейчас это раздражало.
Если честно, раздражало вообще все. Даже диффенбахия на окне.
Кир недовольно вскинул голову и посмотрел на посетителя. Тот тоже замедлил шаг, оглянулся. Цветаев Эдвин Борисович, компаньон господина Субботина.
Глаза цвета зеленой пастели посмотрели на Кира внимательно и изумленно. Потом Цветаев усмехнулся и продолжил путь к кабинету.
Кир снял очки в тонкой оправе, медленно и аккуратно положил на стол. Потер глаза.
Бежать. Бежать как можно дальше и как можно быстрее.
«Новосибирск, — подумал он, — или Челябинск. Не Москва, конечно, но затеряться можно. Сделал один паспорт, смогу и другой сделать, черт с ним!»
Он встал и пошел на кухню. Сердце колотилось так, что о кофе не хотелось и думать. Кир бросил пакетик зеленого чая в чашку, залил кипятком.
Вспомнилось, как этот самый Эдвин вгонял раскаленное железо ему в ладонь. Кир посмотрел на свою левую руку. Шрам не слишком заметный, никто не обратит внимания.
Он забрал чашку с чаем и отправился в очередной раз перечитывать договор.
***
Было шесть часов вечера. Небо тонуло в темном мрачном бархате, и только на самом краю светилось тонкой полоской синего атласа.
«Красиво», — устало подумал Кир.
Они вместе с Михаилом сошли с крыльца и направились к автомобильной стоянке.
— Кир! — резкий, слишком хорошо знакомый голос.
Господин Цветаев изволил открыть дверцу машины и поставить одну ногу на землю.
— Ваша милость уделит мне пару минут своего драгоценного времени?
Тут же молодой черноусый парень выскочил с места водителя и открыл дверцу у заднего сидения.
Кир сделал полшага назад. За его плечом стоял ничего не понимающий Михаил, поэтому бежать не было никакой возможности. Хоть и хотелось.
— В машину я не сяду.
— И тем не менее, поговорить придется, — в голосе Цветаева послышалось раздражение, — ладно, вниз по улице, через три квартала, вроде бы есть какая-то забегаловка. Поговорим там. Жду.
Дверь захлопнулась. Черноусый обежал машину и сел на место водителя. Заурчал мотор, красивая гладкая машина плавно выбралась с парковки. Кир нервно вздохнул.
— Ты что, как не родной, собираешься идти туда пешком? — спросил Миха.
— Да. А что?
— Это же «Костер», он не для простых смертных. Давай я тебя прям к крыльцу подкачу.
Разумеется, господин Цветаев, граф, прости господи, де Шемпле, уже ждал его.
Зал был освещен матовым рассеянным светом, столы покрыты скатертями горчичного и мятного цвета. Белые салфетки. Шкафы с книгами — потертые корешки едва виднелись в полумраке.
Они сели за стол с горчичной скатертью.
— Можешь взять что хочешь, — усмехнулся Цветаев, — ты выглядишь каким-то недокормленным.
Кир хотел взять стакан воды. Потом вспомнил, что в подобном заведении вода может стоить дороже, чем кофе. И заказал эспрессо.
Граф же взял для начала камчатского краба с корном, карпаччо из гребешков и белое вино. Вино было налито в два бокала. Прохладное и манящее.
Цветаев поднял бокал, сделал долгий глоток.
Кир к своему не притронулся. Хотя и хотелось. Очень.
Он положил руки на стол и дождался, когда принесут кофе. Как ни странно, маленькую чашечку официант нес, будто последний трюфель в этом сезоне.
На всякий случай Кир посмотрел меню. Все правильно, эспрессо двести десять рублей. Это, между прочим, почти семь килограмм картошки.
Кофе оказался неплохой, но ничего выдающегося, зато чашечка было хороша. Тонкая, лёгкая настолько, что казалось, если взять ее за ручку, она не выдержит веса напитка и сломается.
— Что же, мой мальчик, я рад, что мы опять встретились. Как ты здесь оказался?
— Случайно.
— Ведьма, не так ли?
— Разумеется. Не сам же я…
— Чудесно. Я рад, что ты остался жив. Ты мне сейчас нужен.
— Я не…
Чашечка была на три глотка. Кир сделал второй.
— Будем встречаться раз в неделю. Будешь докладывать все о своем шефе. Если что-то срочное, можешь позвонить мне. Но только в крайнем случае и если это действительно срочно.
— Что?
— Ну, мало ли что произойдет.
— Я не собираюсь.
— Разве? А все твои клятвы? Полагаешь, они больше не действуют?
Это было как раз то, что беспокоило Кира. Действуют ли клятвы теперь? Если перед тобой твой сюзерен, какая разница, тот мир или этот?
Вопрос теологический, а в этом он никогда силен не был. Поэтому не стоит умничать.
Кир допил кофе, поднялся из-за стола, бросил на стол три сотенные бумажки.
— Я подумаю, — произнес он.
— Думай быстрее, — равнодушно