состояла в основном из никчемных рекламных листовок, нескольких счетов да еще одного письма от Негодного, которое Аннабель как раз собиралась открыть, когда увидела муравьев. Она не любила муравьев, и сейчас для нее главным было – перехватить и передавить их, что она и делала с механическим упорством, указательным пальцем, одного за другим, но те продолжали прибывать. Это было что-то удивительное. Порой они останавливались возле павшего товарища и, помахивая антеннами над дергающимся телом, как жезлами для гадания, искали в нем жизнь, но затем снова выстраивались в колонну и двигались дальше. «Они достойны восхищения», – подумала Аннабель, давя очередного. Но при всем желании она не могла чувствовать к ним ни сострадания, ни восхищения. Ничего. У нее словно иссякли чувства, и это было странно, потому что чувств у нее всегда было через край. Нет, правда, многовато. Но после того случая с чайником они поиссякли.

На следующий день после этого происшествия она позвонила доктору Мелани, записалась на прием с Бенни и попросила у доктора разрешения присутствовать на сеансе. И так, сидя на маленьком синем стульчике в кабинете психолога, она рассказала, что произошло: как она убиралась и готовила вкусный ужин из спагетти, когда Бенни вернулся из школы, и как она показала ему миленький желтый чайник, который купила в Благотворительном магазине, и начала петь сыну песню чайника.

– В детстве это была одна из его самых любимых песен. Ведь правда, Бенни? Я не хотела тебя расстраивать. Я надеялась, что ты вспомнишь. Я хотела тебя развеселить…

Доктор Мелани повернулась к Бенни, который сидел на зеленом стульчике, сгорбившись, напряженный и несчастный. Сегодня у доктора были пурпурные ногти.

– Бенни? Ты можешь рассказать нам, что тебя так расстроило?

– Нет.

– Слова из песенки, – напомнила ему Аннабель. – Ты сказал, что они неправильные.

– Не помню.

Аннабель повернулась к доктору.

– Вы знаете эту песенку? – Она положила одну руку на бедро, а другую вытянула, изображая носик чайника. Бенни застонал.

– «Я маленький чайник, пузатый, низкорослый. Вот моя ручка, а вот…»

– Да, конечно, – сказала доктор.

Аннабель опустила руки.

– Во всяком случае, так мне запомнилось. Бенни обычно повторял все движения руками. Это было так мило.

Бенни вздрогнул и, казалось, стал ещё меньше ростом. Доктор внимательно смотрела на него.

– В этом была проблема? Твоя мама перепутала слова?

– Нет, – сказал он. – Не в этом.

– Значит, все дело в чайнике? Ты слышал, как он что-то сказал?

Бенни отрицательно покачал головой. С тех пор как его выписали из Педипси, он лгал доктору Мелани, что больше не слышит голосов. Он уже о многом лгал: о пропусках занятий в школе и о том, где он проводил дни, но на сей раз он не обманывал. Чайник не произносил ни слова. Бенни слышал только, как тот разбился, но к тому времени он уже выбегал на улицу.

– Вы можете точно вспомнить, что сказал Бенни? – обратилась доктор Мелани к Аннабель.

– Да. Я пела эту песенку, а он сказал: «Он совсем не это говорит». Он очень ясно дал это понять. И очень расстроился.

– Бенни, ты помнишь, как говорил это? Твоя мама говорит, что ты сказал: «Он совсем не это говорит», а это значит, ты думал, что чайник сказал что-то другое, не то, что, как говорит твоя мама, он говорил… Это так?

Бенни зажал уши руками. Слишком много «сказал» и «говорит» в одном предложении, и каждое из них поглощалось следующим, образуя бесконечную и страшную последовательность, как пожирающие друг друга рыбы все большего размера.

Доктор Мелани наклонилась вперед, чтобы привлечь его внимание.

– Дорогой, ты не мог бы убрать руки от ушей?

Бенни повиновался. Доктор Мелани не любила, когда он закрывал уши, потому что это означало, что он не слушает.

– Я ошибся, – пробормотал он.

– Ошибся?

Он начал дышать, считая в уме.

– Нет, – произнес он в промежутке между числами. – Это не ошибка. Я солгал.

– Ты солгал про песенку?

– Да, – Бенни выдохнул и зажмурился. Зачем она пристает? Разве она не видит, что он пытается считать? – То есть нет. Я соврал маме про чайник. Он ничего не говорил.

– Ты солгал мне про чайничек? – переспросила Аннабель. Ее вопрос, высокий и тонкий, поднялся и начал делать странные гибкие движения, извиваясь в воздухе и приближаясь к нему, как чьи-то пальцы. – Зачем тебе понадобилось лгать о таких вещах?

Загнанный в угол, он повернулся к ней.

– Потому что ты вела себя по-дурацки! И никак не могла остановиться! Я не хотел тебя обидеть, поэтому сказал первое, что в голову пришло, какую-то ерунду про чайник!

Его лицо покраснело, взгляд стал диким и яростным. Аннабель никогда не видела его таким – словно телом ее сына завладел инопланетянин и орал на нее оттуда, изнутри, через рот. Охнув, она отшатнулась, и в этот момент ножка маленького синего стульчика подломилась, и Аннабель с размаха села на пол, громко шлепнув об него задницей. Она сидела, закрыв глаза и раскинув ноги, в полном ошеломлении. Услышав голос доктора Мелани, спрашивавший, все ли с ней в порядке, она кивнула и открыла глаза. Сын смотрел на нее сверху вниз с выражением нескрываемого отвращения.

– Вот видите? – произнес он, повернувшись к доктору, как будто предъявил ей важное доказательство.

Оставшаяся часть сеанса прошла скверно. Доктор помогла Аннабель подняться и дала ей стул подходящего, взрослого размера, и она сидела в сторонке, пока доктор расспрашивала Бенни о школе и о том, как он себя чувствует. Бенни почти ничего не говорил. Аннабель так и не смогла вспомнить, что же он отвечал. Ей запомнилось только, что она ощущала себя большой и неуклюжей.

В конце сеанса доктор Мелани попросила Бенни выйти в приемную, а сама прочитала Аннабель лекцию о перегрузках опекуна. Она рассказала о самолетах и кислородных масках, о самопомощи и группах взаимопомощи, о стрессе и эмоциональном выгорании, а также о том, как научиться самой просить помощи. Аннабель старалась слушать внимательно. Она понимала, что доктор Мелани пытается проявить доброту, но в ее устах доброта ужасно напоминала снисходительность. И конечно, она была права. Разве Аннабель может как следует позаботиться о сыне, если не в состоянии позаботиться о себе самой? У нее даже это не получается.

Аннабель раздавила еще одного муравья. Хорошо, она уже готова обратиться к кому-нибудь за помощью, но к кому? К сотрудницам Благотворительного магазина? У нее нет друзей, которым она могла бы довериться. Что ей нужно, так это собственный психотерапевт. Или священник. Она подумала об Айкон. Женщина-священник дзен-буддизма – пожалуй, подходящий человек, с кем можно было бы поговорить. Прочитав первую