в лицо Марку и увидеть в его глазах боль и ярость сродни своей. Но с другой стороны… что, если, поступив так, я не увидела бы в нем отражения собственных эмоций, а только безразличие? Это бы окончательно раздавило меня или нет? Первое время доводила себя этими мыслями до состояния, граничащего с истериками. Сидела в постели ночами, сгрызая ногти, не в силах унять болезненно бухающее в груди сердце. Злилась, мучилась, плакала и все пыталась забыть. Но ничего не забывалось. Зато постепенно все будто стало выцветать. Каждая эмоция потеряла прежнюю остроту, слезы из соленых стали пресными. Злость и обида трансформировались сначала просто в печаль, а потом и вовсе обратились безразличием, утратив все краски. Просто иногда, глядя фильмы, где были эпизоды, схожие с этими событиями в моей жизни, я стала бесстрастно констатировать тождественность ситуаций, но уже не страдала и не примеряла на себя чужие реакции на подобное. Так, словно та ночь стала тоже не событием моей жизни, а чьим-то чужим киношным эпизодом. И вот сейчас, стоя неподвижно на больничном крыльце, я не могла возродить в себе ничего из того, что испытывала к Марку. Вот просто совсем ничего. Хотя помнила каждую его физическую черту и с легкостью отметила изменения.

Марк был привычно безупречен: от его дорогущих туфлей ручной работы до идеальной стрижки и модной щетины строго определенной длины на его щеках и подбородке. Каждый предмет гардероба сидел на нем так, будто был сотворен руками искусных мастеров специально для него… хотя так оно, скорее всего, и есть. Он всегда придавал большое значение тому, во что одет и как вообще выглядит. И сейчас ничего не изменилось. Рубашка, ремень, штаны, часы, равные стоимости небольшой квартиры… ничего случайного. Все стильно, выдержано, идеально. Ну да, Марк… он такой… Марк. С момента его прихода из армии я никогда не видела его в джинсах или хоть немного небрежно одетым. Даже будучи нетрезвым, он никогда не был расхристан и неряшлив. И тогда это мне в нем очень нравилось, заставляя за ним тянуться, борясь со своей вечной рассеянностью. Рядом с ним мне было важно не расслабляться, следить, как я выгляжу, соответствую ли ему. И мне тогда казалось, что это хорошо. Сейчас, спустя время, я отдавала себе отчет, что собой почти и не была в то время. Я пыталась быть кем-то другим, такой, какой, как мне казалось, место рядом с парнем уровня Марка. Сейчас же точно знаю, что долго этого бы не выдержала. Постепенно или сломалась бы или загнала себя. Так что хорошо, что все так, как оно есть.

Марк поднялся ко мне и остановился напротив, сунув руки в карманы брюк и оглядывая меня с ног до головы.

— Ты сейчас прямо как в юности, — без особого выражения сказал он. — Не такая, какой я тебя помню в то время… в последнее время, в общем.

Я подумала, что наверняка растрепана, да и одежда после пляжа и моего нервного демарша не в лучшем виде. Раньше бы я, скорее всего, смутилась и стала бы все одергивать и поправлять, пытаясь создать хоть видимость порядка. Но сейчас мне было все равно. Я просто сложила руки на груди и окинула его ответным оценивающим взглядом.

— Зато ты именно такой, каким я тебя запомнила, — ответила, поддерживая этот его лишенный эмоций тон.

— Я сожалею о болезни твоей мамы, Василиса.

Я, закусив губу, кивнула и буркнула «Спасибо». Не знаю, как нужно отвечать на слова сочувствия.

Марк шумно вздохнул и зачем-то посмотрел куда-то вверх, его рот искривился, как от горечи, и он шагнул еще ближе и протянул руки.

— Могу я хоть обнять тебя, что ли? — почти невнятно пробормотал он.

— Думаешь, стоит это делать? — я не отшатнулась и только невольно нахмурилась от пахнувшей на меня смеси запахов — эксклюзивного парфюма, кофе, табака и тонкой кожи его пиджака. В принципе, приятный запах, но у меня вызвал резкое отторжение.

— Нет, наверное, — Марк опять быстро сунул руки в карманы, а я еще раз посмотрела на него с ног до головы.

Нет, конечно, рассуждая с позиции той прежней меня сложно себя упрекать за увлечение этим мужчиной. Каким бы я не считала Марка сейчас и насколько бы не была обижена на него раньше, стоило признать один неоспоримый факт. Он действительно красив, настоящей мужской красотой, не приторной, столь модной сейчас, и не такой дикой и необузданной, как у Арсения, но однако же. Тут же захотелось себе врезать. Опять я это делаю. Именно то, что делала всегда, сколько себя помню, и что старательно старалась в себе искоренить. Сравниваю. Всех, любого встреченного мужчину я вольно или невольно сравниваю с Арсением. Чтобы я с собой не делала, но это оставалось неизменным, и неважно, насколько сильно меня это злило. Это как некое действие на уровне инстинкта, совершенно рефлекторно. Один взгляд, и щелк — в голове происходит чертова сверка с эталоном. Вот что за чушь в голову лезет! Я тряхнула головой, гоня это, а Марк, видимо, принял это движение на свой счет.

— Васенька… то есть, Василиса, можем мы поговорить? — быстро сказал он, выставляя перед собой руки, словно я собиралась обратиться в бегство.

— Не знаю о чем, — покачала я головой. Многовато для меня разговоров за один день.

— О нас.

— Нас? Сомневаюсь, что мы когда-то на самом деле были, — возможно, когда-то мне хотелось произнести эти слова гневно и трагично, но сейчас они прозвучали просто сухой констатацией факта.

— Были, — сначала, вроде, возразил Марк, но потом сдулся. — То есть, в какой-то момент мне так казалось.

— А потом ты перекрестился, и все прошло? — усмехнулась я.

Нет, мне не было ни больно, ни даже забавно. Никак…

Марк оглянулся и кивнул поздоровавшимся с ним двум пожилым женщинам, входящим в больницу. Их по их взглядам несложно было догадаться, какие выводы они сделали, увидев нас двоих, стоящих так близко. Ну да, здравствуй, маленький город и его сплетни. Хотя, о чем я? Разве в московской тусовке в своем кругу не то же самое? Сегодня ты пожмешь руку кому-то на улице, а завтра вам припишут любовную связь с извращениями, общих детей и развод с мордобоем. Марк скривился, как от кислятины, когда женщины скрылись в здании.

— Вась, давай уйдем отсюда, а? Удели мне полчаса. Одна чашка кофе в кафе за углом. Пожалуйста! Тебе ведь не сложно?

— Мне не сложно, только не пойму, зачем вообще! — ответила я. Сегодня у меня уже