– Согласен… – Кирилл помолчал. – Что ещё гарантирует смерть монстра?

– Вижу, ты любознательный.

– Вдруг у меня не окажется патронов?

– Самые верные способы: отрубить голову или сжечь. А лучше: отрубить голову и сжечь. Во всех остальных случаях возможны варианты.

– Прекрасно.

– Я знал, что тебе понравится.

– Какими патронами убивают Древних?

– Никакими.

– То есть?

– Таких патронов не существует.

– Даже у Братства? – Кирилл кивнул на гравировку «MORTEM MONSTRUM».

– Даже у них, – подтвердил Машина.

– А если я скажу, что стрелял в Древнего, ранил его, а потом убил?

– Если ты так скажешь, я отвечу, что ты каким-то образом усилил те патроны, которые у тебя были. Ты сам, – медленно ответил Ермолай. – И добавлю: никому больше об этом не рассказывай. Шаба никто не любил, но это не значит, что у принципалов или баалов не возникнет к тебе вопросов. Мало кому понравится, что по его городу разгуливает парень, способный завалить Древнего.

– Это круто?

– Это высшая лига, качок.

– Давай ты будешь называть меня Кириллом? – предложил Амон.

– Давай, – легко согласился рыжий. – Я как раз ломал голову, как тебя называть, чтобы не обидеть.

– Голову ломай над релятивистской механикой.

– То, что я о ней уже знаю, вы начнёте осваивать через семьдесят семь лет.

Переделать его было решительно невозможно.

Зверь, сидящий внутри Кирилла, негромко рыкнул и проворчал, что для начала нахалу нужно выбить пару клыков. Потом добавил, что в хорошей стае нужен хороший инженер. Потом заткнулся. Наверное, задремал.

Кирилл понимал, откуда взялось раздражение, но в то же самое время не чувствовал по отношению к Ермолаю злости. Да, он дерзок, но в разговоре Авадонна обронил, что у Машины «сложное прошлое», и Кирилл понял, что ему предлагается попытаться стать другом взрослому, сложившемуся человеку. Или развернуться и уйти.

– Может, сходим куда-нибудь? – предложил он, глядя, как Покрышкин выставляет в ряд гильзы. – Выпьем.

– Ты алкоголик? – осведомился тот, не отрываясь от работы.

– Иногда люблю накатить, – объяснил Амон.

– Накати моего яблочного.

– В отличие от тебя, я недавно в Отражении, и мне всё любопытно.

Некоторое время Ермолай размышлял, продолжая работать над патронами, потом сказал:

– Я знаю неподалеку интересное местечко, – отошёл к шкафу с химическими веществами и добавил: – Но сначала закончим с боеприпасами.

* * *

Перевоплощение…

Умение стать другим не только внешне, но и внутренне. Скопировать человека и «жить» так, как прожил бы он: принимать решения, которые принял бы он, совершать те же подвиги и ошибки.

Перевоплощение…

Величайший дар, доступный лишь гениальным актёрам, людям без лица, без личности, зато с потрясающим умением становиться другим. Талант, возведённый в превосходную степень, колдовство без колдовства, потому что магия перевоплощения идёт изнутри, а не снаружи. Можно накинуть на себя чужую личину, но нельзя надеть чужую личность – только вжиться. Вот почему в Отражении славилась театральная династия Очига – они могли сыграть кого угодно: великих баалов и легендарных принципалов, богов, Божественных, ведьм и обыкновенных людей, и даже – Древних. Элизабет часто посещала их спектакли и оставалась довольна увиденным.

Потому что Очига досконально овладели искусством перевоплощения.

Им рукоплескал мир.

Они наслаждались славой.

И однажды приняли предложение самого известного театра Отражения…

* * *

Ночью Татум спала плохо: долго ворочалась, вспоминая каждый взгляд, каждый жест и каждую интонацию короткого, но эмоционального разговора с Бри. Однажды заплакала, уткнувшись в подушку, затем вскочила, охваченная дикой яростью, хотела броситься в подвал и бить, бить проклятую Бри до тех пор, пока та не превратится в визжащий от ужаса кусок мяса.

Окровавленного мяса.

Но представив девушку избитой, Татум громко разрыдалась, с нежностью повторяя про себя имя любимой.

Под утро всё-таки забылась, разметавшись на кровати, но спокойным её сон назвать было нельзя: Татум ворочалась, стонала и снова плакала. Поднялась по будильнику, с больной головой и в отвратительном расположении духа. Хотела кого-нибудь убить, но дел накопилось много, и решила отложить кровопускание до вечера.

Тот факт, что Бри находится рядом, но игнорирует её порывы, терзал раскалёнными щипцами, и в результате генеральную репетицию Татум посмотрела невнимательно, лишь изредка по-настоящему погружаясь в происходящее. Актёры казались бездарными, представление – глупым, а общий фон – серым.

Не радовало ничего.

Даже образ диких пыток…

С трудом дождавшись конца представления, Зур приказала Вирану собрать свободных охранников – Гаап выделил театру десяток волколаков – и показала полученную от дьяка-меченосца фотографию Кирилла Амона.

– Возможно, вы его знаете или слышали о нём, если не знаете – запомните, как этот человек выглядит, – громко произнесла Зур, без восторга разглядывая равнодушные физиономии оборотней. Она терпеть не могла ни усов, ни бород, ни бакенбард, без чего не обходилась ни одна волколачья морда. – Его зовут Кирилл, и он наверняка придёт на представление. Если во время спектакля у него возникнут какие-либо проблемы – помогите ему. Если он захочет меня видеть – проводите. Всё ясно?

– А если он не захочет вас видеть, Татум баал? – подал голос Виран.

– Тогда он уйдёт, – пожала плечами женщина. – Ещё вопросы есть?

Охранники промолчали.

– А теперь самое главное. – Зур выдержала многозначительную паузу. – Вы все знаете, что вчера Иннокентий Кросс доставил мне особую гостью. Очень ценную и важную лично для меня. И я хочу строжайшим образом предупредить, что если с моей гостьей что-нибудь случится, или она каким-то образом исчезнет из своей… комнаты, вы все будете казнены. – Татум улыбнулась. – Хорошего вечера.

Волколаки ответили невнятным рычанием, но спорить с Зур не рискнули: знали, что слово она сдержит.

Покончив с неотложными делами, Татум направилась в подвал. Сначала хотела выдержать долгую паузу в «общении» с Бри, продемонстрировать, что тоже может быть холодной и обидчивой, но не удержалась.

– Из-за одной ошибки… – бормотала она, торопливо спускаясь по лестнице. – Из-за одной проклятой ошибки…

Зур действительно казалось, что всё случившееся между ней и Бри – роковая случайность, нелепое недоразумение, которое можно исправить и за которое можно извиниться… Ей казалось, что если она доходчиво объяснит раздосадованной девушке свою позицию, их отношения обязательно станут прежними.