– Даёте слово?

– Могу поклясться на крови.

– Договорились! – Портной ощерился в улыбке. – Давайте вашу клятву!

Они договорились.

Но сегодня доктор Зольке плохо спал, он понял, точнее, вдруг сообразил: если Татум выживет – у него будут крупные неприятности.

* * *

– Заведение рядом? – поинтересовался Кирилл, увидев, что Машина небрежно захлопнул дверь квартиры, даже не проверив, закрылась ли она.

– Придётся пройтись, но недалеко, – ответил рыжий, нажимая на кнопку лифта.

– Насколько недалеко?

– На Хитровку.

– На площадь?

– Под неё.

– В канализацию?

– В Систему.

– Что такое «система»?

– Потерпи несколько этажей и узнаешь.

Через мгновение за решётчатыми стенами шахты появилась кабина лифта, но Ермолай, к некоторому удивлению Кирилла, открывать дверцу не стал, дождался, когда она распахнётся изнутри и черноволосый лифтёр предложит:

– Прошу.

Лишь после этого Покрышкин шагнул в кабину, Амон за ним, лифт лязгнул, как показалось Кириллу – гораздо унылее, чем раньше, и плавно отправился вниз.

При этом и кабина – кстати, совсем не та, в которой он поднимался на последний этаж жёлтого дома, – и служитель в оливковой униформе показались Амону знакомыми. Жест, которым лифтёр предложил войти, тембр голоса…

«Проклятый старый дом!» – вспомнил Кирилл.

– Не сомневался, что мы с вами обязательно встретимся, – улыбнулся лифтёр. – Рад, что в тот раз всё закончилось благополучно.

– Ты теперь здесь?

– Я давно здесь, – сообщил черноволосый. – Нужно только знать, как меня вызывать.

– Ты работаешь в этом доме? – уточнил Кирилл.

– В Отражении. – Лифтёр улыбнулся. – Меня зовут Аристотель и, предвосхищая ваш вопрос: чаевые приветствуются.

– Вымогатель, – пробормотал Машина.

– Просто бизнес, – не согласился лифтёр. – Люди редко замечают и уж тем более – благодарят тех, кто оказывает им небольшие, но очень важные услуги.

– Мелочи нет, – хмыкнул Амон. – Потом переведу на карточку.

– Вот её номер. – Черноволосый сунул в нагрудный карман Кирилла картонный прямоугольник и тут же распахнул дверцу: – Прошу.

И вышедший из лифта Амон удивлённо присвистнул.

Он ожидал увидеть грязный подвал, сырой и тёмный, наполненный кошачьими запахами и подозрительными звуками, а оказался в обширном, выложенном старинным кирпичом помещении со сводчатыми потолками, похожем на холл подземного замка. Здесь царил полумрак, созданный двумя тусклыми фонарями, а по стенам то и дело пробегали тени: Кирилла, Машины и другие, торопящиеся по своим делам, отдыхающие и дерущиеся. Тени тех, кого не было видно.

– Под домом мало кто работает, тут в основном склады, – объяснил Ермолай, поворачивая к широкому коридору. – На Хитровке гораздо веселее, на Солянке вообще дурдом, а в базарный день – дурдом на выезде.

– Здесь мрачно, – поделился ощущениями Кирилл, заметив, что лифт исчез сразу, едва закрылась дверь – как будто его стёрли со стены.

– Здесь Отражение, – напомнил Покрышкин. – В эту тень веками сваливался образ падшего мира и преломлялся в миллионах тёмных от злобы глаз. Здесь рождается то, чего все боятся, а потом выходит на поверхность, чтобы пожрать Свет.

– В Отражении всегда мрачно?

– Дело не столько в Отражении, сколько в городе, – помолчав, рассказал Машина. – Камни городов притягивают энергию Ша, она путается в них, не может выйти, чтобы рассеяться, и воспроизводит саму себя. Города – это власть Ша.

– Какого Ша?

– Темной энергии Ша, которая плодит всё плохое, что тебе известно, и то, о чём ты пока не знаешь. Энергию Ша излучает Проклятая Звезда, ею питаются Древние, которых больше нет, и Первородные, которых зовут грешниками.

– Почему?

– Почему питаются? – хихикнул рыжий.

– Почему питаются, я могу предположить, – пробурчал в ответ Амон. – Почему их так называют?

– Это долгая история, но если не углубляться, то всё выглядит так: Древние называли себя владельцами Земли и утверждали, что Зло было первым во Вселенной, – ответил Ермолай. – Поэтому последователи Древних, тёмные колдуны, так себя и назвали – Первородными. В честь греха.

– Зло лежало в основе мироздания? – изумился Амон.

– Нужно ли напоминать, что это не моё утверждение? – поинтересовался Машина.

– Нет, не нужно, – после паузы ответил Кирилл. И тут же осведомился: – Ты в это веришь?

– Я не хочу в это верить, – поморщился Покрышкин. – Мне неприятно предполагать, что Зло способно что-то породить, тем более – Вселенную.

– Почему?

– Потому что тогда Вселенная обречена.

– А так?

– А так – есть надежда.

За разговором они преодолели коридор и оказались…

– Чёрт, – пробормотал Амон. – Не верю своим глазам.

– Ты просто не помнишь.

– Но всё равно не верю…

Обширный подземный холл у лифта производил впечатление, но место, где они оказались сейчас, поражало воображение. «Подвал» под Хитровской площадью оказался двухэтажным, с широкими коридорами, в которых без труда разъезжались «Газели», и освещался уличными фонарями. Город под городом. И не пустынный – живой, и хоть люди не толкались, как в метро, их было довольно много. Почти все лавки открыты, купцы нахваливают товар, кто-то отдыхает на скамейках, ковыряясь в мобильном телефоне, кто-то спит, приткнувшись к афишной тумбе, кто-то продаёт себя – между витринами лавок виднеются вывески: «Апартаменты», сотрудницы и сотрудники которых демонстрируют себя во всех позах. А из окон второго этажа долетают стоны… Столики трактиров вынесены на «улицу», между ними бродят фокусники и музыканты.

Однако снаружи Машина не задержался, завёл приятеля в трактир «Каторга», оглядел зал – на взгляд Кирилла, тесный, тёмный и прокуренный, – и выбрал дальний столик, по-татарски низенький, с набросанными вокруг подушками.

– Кальян или грибы? – молоденький половой дождался, когда мужчины разуются, и небрежно бросил на столик заляпанную книжечку меню.

Половой был одет в серую тюремную робу, не по росту длинную, и грязные холщовые штаны. И всё. Лицо чумазое, на руках цыпки, ноги босые.

– Не холодно? – осведомился Амон, кивнув на ступни пацана.

– Он не чувствует, – спокойно ответил Ермолай, раскрывая меню. И, не дожидаясь следующего вопроса, пояснил: – Мёртвый.

– Поднятый, – уточнил половой. И показал Амону татуировку на шее: – Ты слепой?