Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, откуда вновь взялась эта безграничная смелость (или возвышенное настроение комедии кружило голову?), но я легонько прислонилась к плечу сидящего рядом Стаса и поймала его лежащую на подлокотнике ладонь. Обхватила руками, нежно погладила пальцами, ощущая выпуклые венки на тыльной стороне, мозоли, шершавые подушечки. Я коснулась каждого пальца, каждого суставчика, лаская и разминая, заставляя расслабиться. Стас не противился, руку не забирал, но продолжал с каменной физиономией наблюдать за происходящим на экране.
Герои разговаривали. Парень втолковывал что-то девушке, она спорила, возмущалась, а потом сама подалась ему навстречу. Заиграла нежная мелодия, их губы слились. А Стас даже не улыбнулся, даже не кивнул…
Эта романтика, контраст нежности и бесстрастности подействовали на меня, словно неведомая магия. Голову заволокло туманом: вот я смотрю на экран, ощущая в ладонях тепло руки телохранителя, а в следующее мгновение уже тянусь выше, нежно касаюсь губами его шеи и прижимаюсь грудью к плечу. Томительно долго, будто время остановилось, будто мы завязли, как мухи в сиропе, и барахтаемся, барахтаемся, пытаясь выбраться.
А потом магия исчезла. Так же резко, как появилась.
Стас отшатнулся, повернулся ко мне – в полутьме глаза его недовольно сверкали. Он тяжело вздохнул, покачал головой и выдал уже привычное:
– Регина Денисовна, у нас…
Вернее, попытался выдать, потому что я едва не вскипела уже от первых слов. Понимала, что должна оставаться максимально спокойной и разумной, понимала, что так просто сложную «дичь» не поймать – а на таких, как Стас, охотиться сложно, – и всё же сорвалась.
– Я помню! – рявкнула на весь кинотеатр и пулей вылетела в коридор, едва не сбив с ног работницу, с мечтательной улыбкой наблюдающую за экраном.
К чёрту эту комедию, потом загружу и гляну. Или вообще смотреть не буду, потому что каждый раз теперь буду вспоминать. Момент. Восхитительно волшебный момент, который был разрушен.
Я остановилась у диванчика из кожзама, тяжело опираясь о спинку и выглядя сейчас совсем не как леди. Платье сбилось, щёки раскраснелись, блеск смазался с губ – униженная девка ты, Регина, а не леди! Я вздохнула и упала на краешек, закрывая лицо руками. Глаза нещадно жгло, но слёз не было – внутренний стержень, оставшийся в девчонке от истинной леди, не позволял рыдать по таким пустякам.
Но как же хотелось!
Когда тихие шаги прозвучали совсем близко, я подняла голову на замершего рядом Станислава, просканировала внимательным взглядом его бесстрастное лицо, и обречённо выдохнула:
– Едем домой, я устала.
На лице Стаса всё же промелькнула какая-то странная эмоция, то ли понимание, то ли жалость. Но чего-чего, а жалости сейчас от него мне хотелось в последнюю очередь. Жалеть можно бездомного котёнка, мимо которого ходишь суровой зимой. Ходишь, жалеешь, а потом, наконец, притаскиваешь его в дом, отогреваешь и получаешь маленький преданный комочек счастья.
Увы, такой алгоритм работает только с котятами. В очередной раз отвергнутую девушку жалость приводит в отчаяние, граничащее с яростью, доказывает, что любить её нельзя, даже желать нельзя, а вот жалеть – ради Бога.
В молчании мы вышли из торгового центра, сели в авто, доехали до дома. В молчании Станислав собрал все пакеты и бодро зашагал к подъезду. Только там, застыв у металлической двери, поморщился и поинтересовался у идущей по пятам меня:
– Регина, не откроете, а то у меня руки заняты. – И суровей добавил: – Но действуем, как обычно, я захожу внутрь, проверяю обстановку, затем только вы.
Безопасность превыше всего? Я кивнула, открывая дверь, и попыталась забрать у телохранителя хоть один пакет. Он смерил меня хмурым взглядом и отдёрнул руку, не позволяя исполнить задуманное. Самый тяжёлый пакет – из супермаркета, с продуктами – нервно качнулся, напоминая о том, что я планировала Стаса ещё добить. Приготовить что-нибудь вкусненькое, заварить невероятно ароматный чай и заманить к себе гвардейца если не телом, то хоть едой. Ещё утром это казалось великолепной идеей, теперь – просто отвратительной.
Я буравила взглядом поддон с куриным филе… дохлая курица. Бедняга, погибла ради людей, а я её хотела скормить какому-то сухарю!
– Станислав, а ты всегда такой сухой? – выпалила вдруг, когда за спиной захлопнулась подъездная дверь.
Стас молчал. Я уже решила, что ответа можно не ждать, что лучше успокоиться, когда телохранитель вдруг подал голос:
– Я не сухой, Регина Денисовна.
– А по-моему, чёрствый, как сухарь, – пробормотала себе под нос.
Но в тишине подъезда слова эти прозвучали невероятно громко, словно крик. Стас слегка повернул голову, словно собирался оглянуться, но в последнее мгновение не стал, а я смущённо прикусила язык, стыдясь своего выпада. Стыдясь и вместе с этим не в силах ему противиться. Стоило бы извиниться за слова и замять тему, а потом сдаться, признав, что на этот раз опять ничего не получилось, и строить очередные планы. Но у меня будто плотину прорвало – и обиженная девочка окончательно захватила тело.
– Только сухари так себя ведут! – закончила свою мысль, когда Станислав поднялся ещё на несколько ступенек, оказываясь на нашей лестничной площадке, и всё же соизволил обернуться.
– Не чёрствый, Регина, а сдержанный. Это разные вещи, – с каменным лицом отозвался Стас. – Я работник, а работник должен вести себя профессионально.
У меня внутри всё кипело, а абсолютно бесстрастный вид телохранителя бесил ещё больше. Словно ему всё нипочём! Пожар? Землетрясение? Цунами? Перестрелка? Он всё перенесёт с безэмоциональной рожей и полным спокойствием в голосе. Он же у нас крепкий орешек! Брюс Уиллис недорощенный… и не лысый.
Чёрт!
– Работник, конечно… – процедила я, стискивая кулаки. – А работник не мужчина, да? На него не имеет права посмотреть не самая, замечу, уродливая девушка? Он же бездушная кукла, правда?
– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Регина Денисовна, – он покачал головой. – Меня наняли вас охранять. Стать тенью и следить за каждым движением, чтобы это самое движение не стало последним, чтобы вас не покалечили, чтобы вы не попали в неприятную ситуацию. Это первостепенно, и у нас с вами истинно де…