Я не знаю, кто я без того, чтобы вы все не дышали мне в затылок. Я даже не знаю, хочу ли быть свадебным фотографом, но не могу найти свое место, не могу просто бросить семейный бизнес, потому что вы всегда говорите о жертвенности и о том, как много вы все жертвовали ради меня, и поэтому вот он, цикл жертвоприношений, который будет продолжаться, продолжаться и продолжаться.

Они выглядят так, будто я дала им пощечину.

– Ты не хочешь быть свадебным фотографом? – шепчет мама.

– Ненавижу свадьбы! – восклицаю я. Они отступают на шаг, и их лица выражают чистый ужас. – Да, я ненавижу их…

– Это неправда. Я видела, как ты смотришь на свадебные платья, – говорит четвертая тетя. – Твои глаза будто горят возбуждением; это очень, честно говоря, тревожно.

Я вздыхаю.

– Ты права, есть вещи, которые я люблю в свадьбах. Люблю невест, мне нравится видеть их красивыми и счастливыми, и в большом белом платье. Но все остальное, все остальное я ненавижу. Ненавижу, что невесты и женихи сходят с ума от своих нереалистичных ожиданий, пытаясь сделать день идеальным. Ненавижу, что это превратилось в индустрию, которая заставляет людей тратить намного больше, и ненавижу, что мы являемся частью этого!

На некоторое время все замолкают.

– То есть, ты хочешь сказать, что мы тебя ограничиваем? – спрашивает ма спустя некоторое время.

Я не отвечаю. Не могу. Что бы я ни сказала, этого будет недостаточно. Это не будет точным. Это будет не «нет» и не «да». И, в конце концов, я виню только себя. Мои двоюродные братья выросли в той же среде и смогли уехать, расправить крылья. А я единственная, кто остался в том же старом гнезде, и, конечно, это доказывает, что вина лежит на мне.

Спустя вечность я качаю головой.

– Я не виню вас. – Видите, это тоже не совсем точно. Я виню всех, включая себя.

Мама всхлипывает, и тут же все мои тети, включая четвертую тетю, подхватывают ее под руки. Они воркуют над ней на индонезийском, стараясь успокоить.

– Все хорошо, она еще ребенок, не понимает, что говорит.

– Моя Хендра тоже говорила такие вещи, все в порядке.

– Эти дети, они поймут, от чего мы отказались, только после того, когда у них появятся свои дети.

Вот что всегда происходит, когда кто-то из моего поколения осмеливается возразить нашим родителям. Они объединяются и сравнивают нас с детьми, устроившими истерику, отвергая наши слова, чтобы мы не могли пробить их броню. Часть меня хочет безумно топать ногами и кричать, пока они не услышат, но, конечно, это только подтвердит, что я не более чем глупый ребенок.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем сказать:

– Мне жаль, мама, я не хотела тебя обидеть. Просто… пожалуйста. Не надо мне помогать в этом деле. Возвращайся в свой номер, а я разберусь с этим. Я люблю вас всех, но мне пора повзрослеть и самой навести порядок.

Взгляд мамы встречается с моим, и, несмотря на обиду, я вижу, как в ее глазах зарождается понимание. Но оно быстро исчезает под пеленой печали и гнева. Она не говорит ни слова, только качает головой в разочаровании и позволяет моим тетям проводить ее. Старшая тетушка смотрит на меня, вторая тетя занята воркованием над мамой, и даже четвертая тетя не может сказать маме ничего плохого, поэтому я точно знаю, что сердце мамы разбито.

И все же я упорно не хочу идти за ними. Потому что я всегда поступала, как они хотели, а потом в конце концов извинялась и заверяла, что буду менее дерьмовой дочерью. И вот она я, в двадцать шесть лет все еще живу дома и провожу свои выходные, снимая огромные свадьбы и притворяясь, что мне нравится вся эта суета.

Нет. У меня есть более насущные дела. Например, Нейтан. Мысль о нем еще больше побуждает меня к действию. Я иду к главному зданию и поднимаюсь по впечатляющим каменным ступеням в вестибюль.

Там я подхожу к администратору и спрашиваю, куда увели Нейтана.

– Не имею права говорить, мэм, – мягко отвечает он, но я улавливаю в его голосе нерешительность. Невольно в памяти возникает образ старшей тети. Старшей тети, которая всегда держит спину прямо, а подбородок – высоко. Старшей тети, которой всегда удается заставить людей выслушать ее. Что бы она сказала? Я поднимаю подбородок и властно смотрю на него.

– Я связалась с полицией Лос-Анджелеса, и они сказали, что у шерифа не было юрисдикции арестовывать и останавливать кого-либо. Я не собираюсь стоять в стороне и позволять этому идиоту насмехаться над системой правосудия, и вы тоже. Вы не должны мне препятствовать. Теперь отведите меня туда, где держат Нейтана. – Очевидно, что мне плевать на систему правосудия, но мне показалось, что это хороший термин.

После минутного колебания администратор говорит:

– Он отвел его наверх. В кабинет мистера Чена. Сказал, что буря становится слишком яростной, чтобы он мог его забрать.

– Хорошо. Отведите меня туда. Сейчас, – добавляю я, когда администратор открыл рот от изумления.

– Сию минуту, мэм. – Он поспешно выбегает из-за стола и кивает мне, чтобы я следовала за ним. Как только он поворачивается ко мне спиной, я ненадолго замираю. Не могу поверить, что это сработало, что я разбудила в себе свою внутреннюю старшую тетю, и путь привел меня к Нейтану. Фух, я должна делать это чаще. Честно говоря, это чувство вызывает привыкание.

Он проводит меня через боковую дверь к служебному лифту. Мы заходим внутрь, и администратор использует свою карту, чтобы подняться наверх. Я стараюсь выглядеть властной, что гораздо труднее сделать в мертвой тишине лифта. Мне приходится сдерживать себя, чтобы не выдохнуть с явным облегчением, когда двери наконец-то открываются.

Верхний этаж занимают многочисленные офисы. Я никогда не была в этой части ни в одном отеле, но, думаю, логично, что на больших курортах есть офисы для контроля порядка. Администратор ведет меня мимо полудюжины офисов, пока не доходит до конца. Снаружи стоит охранник. Завидев наше приближение, он меняет позу, будто становясь по стойке смирно.

– Привет, Дэйв, – говорит администратор. – Это…

– Я Мэдди, адвокат мистера Чена.

Охранник широко раскрывает глаза.

– Слава богу, вы здесь, – говорит он низким голосом. – Даже не понимаю… почему меня попросили охранять его офис? Я ни на секунду не верю в то, что это сделал мистер Чен.

Я киваю ему, делаю глубокий вдох и вхожу внутрь.

Шериф МакКоннелл сидит за столом Нейтана, а Нейтан – на стуле напротив него.

– Что