Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это адвокат мистера Чена, – сообщает охранник.
Брови шерифа МакКоннелла поднимаются. Он снова смотрит на меня, но на этот раз взгляд на несколько градусов менее развратный и говорит скорее «черт возьми, как может кто-то, похожий на нее, быть юристом?» Когда я это осознаю, мне становится не по себе, я все еще в своем черном костюме фотографа и к тому же мокрая, как вылезшая из воды крыса. С моих волос на полотенце капает вода. Уф, мама и тети были правы. Мне нужна их помощь. Я всегда нуждаюсь в их помощи. Они не сдерживают меня, а помогают раскрыть свой потенциал. Вот оно, вот где мой пик – в качестве свадебного фотографа в семейном бизнесе. Фотограф для семейного бизнеса, всегда защищенный от мира семьей.
Но в лице Нейтана мелькает проблеск чего-то. Того, что я видела раньше, много лет назад, когда он попросил меня поехать с ним на восток. Всего лишь проблеск, но он по-прежнему там. Яростная, обнаженная надежда.
Мои щеки горят. Даже после всего того времени порознь он все еще надеется на нас. И я… Я тоже чувствую эту надежду. Этот трепет, поднимающийся из глубины, как будто я просыпаюсь от крепкого сна. Надежда. Я подавляла ее последние четыре года, отбрасывая все мысли о независимости в сторону, говорила себе, что я глупа, эгоистична и слишком мечтательна. Не витать в облаках – это всегда было моей мантрой, переданной от мамы и моих тетушек. «Не витай в облаках», – говорили они. Им приходилось быть прагматичными всю свою жизнь; у них не было места и времени для мечтаний или идеалистических представлений. «Посмотри на четвертую тетю, – говорила мама. – Она преследовала свои мечты от Индонезии до Лос-Анджелеса, и к чему это привело? Вот что случается, когда ты отрываешься от реальности, когда позволяешь мечте взять верх».
Последние несколько дней кажутся нереальными. Если и есть время использовать это слово, то оно настало сейчас. Ма притворилась мной в интернете, что чертовски нереально. Я случайно убила своего спутника. Насколько более нереальным все это может быть? И все костяшки домино падали одна за другой: тело, доставленное сюда, а потом оказавшееся на алтаре. Ничего из этого даже не близко к реальности. Почему я все еще пытаюсь играть по правилам реализма?
Я выпрямляюсь, вытягиваю шею и смотрю на шерифа МакКоннелла сверху вниз, видя его таким, какой он есть на самом деле: он как рыба, вытащенная из воды, абсолютно растерянный и не знающий, что делать. Ничего подобного никогда не происходило на этом острове, и он разрывается между внезапным ощущением власти и целым океаном страха. Я набрасываюсь на этот страх.
– Меня зовут Мэделин Чен, и я адвокат. В чем вы обвиняете моего клиента? – Мой голос звучит, как удар по железу.
Наступает тишина, а затем шериф МакКоннелл подается вперед, поставив локти на стол, прежде чем усомниться в моих словах и сесть назад, сложив руки на коленях.
– Кхм, да, его адвокат, а? Вы быстро пришли. – Он делает паузу. – Подождите, я почти уверен, что видел вас здесь…
– Да, я здесь какое-то время, занимаюсь некоторыми бумагами.
Нейтан слегка качает головой, но мне не нужно, чтобы он меня направлял. Я не позволю этому шуту-полицейскому сбить меня с пути. Я наклоняюсь вперед, кладу руки на стол и медленно произношу:
– В чем. Вы. Обвиняете. Моего клиента. В чем?
Мое сердце неистово колотится. Клянусь, оно словно отрастило ноги и скачет, врезаясь снова и снова в мою грудную клетку. В любой момент оно вылетит прямо из моей груди, как в фильме «Чужой». Но каким-то образом мой взгляд остается прямым, непоколебимым и устремлен на шерифа МакКоннелла.
Он снова переносит свой вес, соединяя и разъединяя ладони.
– Верно, да. Ну. Произошло убийство.
– В чем вы обвиняете моего клиента?
Его взгляд мечется в сторону, как у испуганной бабочки, а затем возвращается обратно ко мне.
– Ну, то есть…
– Если вы ни в чем его не обвинили, то не можете держать взаперти. Я забираю его отсюда.
– Ну, тогда я обвиняю его в убийстве!
Черт, черт, черт. Каким-то образом я продолжаю смотреть на него, хотя все внутри меня кричит «Не-е-ет, ты сделал это сейчас, ты сделал все еще хуже!»
– За убийство кого?
Шериф слегка покачивает головой, напоминая мне лошадь.
– Тела. Там, внизу, у алтаря.
– Так вы не опознали тело?
– Ну, нет, конечно нет, это будет позже…
– Какова причина смерти?
– Я не…
– Время смерти?
– Ну, я хочу сказать…
– Нашли оружие у моего клиента, не так ли?
– Пока нет…
– Значит, у вас нет ни причины, ни времени смерти, но вы арестовали моего клиента. На каком основании?
Серьезно, кто в меня вселился? Как будто старшая тетя завладела моим сознанием и просто проезжает бульдозером по всему, и, святые угодники, это работает. Шериф МакКоннелл вспотел так, будто только что пробежал марафон в разгар лета. Мне даже как-то жаль его.
– Шериф, я думаю, мы оба знаем, что вы влипли по уши. А вы хотя бы распорядились, чтобы тело вынесли из-под дождя?
Он злобно смотрит на меня.
– Протокол гласит, что… – Его голос сбился. Очевидно, он понятия не имеет, что гласит протокол при наличии неизвестного тела и ливня.
С одной стороны, он должен оставить место преступления настолько нетронутыми, насколько это возможно. С другой стороны, ливень может уничтожить много улик.
Хорошо, что он не знает, что такое протокол, потому что я точно не имею ни малейшего понятия. Надеюсь, протокол – это все, что не сделал шериф МакКоннелл.
– Протокол гласит, что вы должны сохранить как можно больше с места преступления, что в данном случае означает попросить служащих отеля соорудить какое-нибудь прикрытие, возможно? Чтобы попытаться отвести как можно больше дождевой воды от места преступления?
Я говорю это так, как будто это очевидно, как будто я не вытащила это из своей задницы, и выражение лица Нейтана почти заставляет меня разразиться истерическим смехом. Нейтан смотрит на меня, как… я даже не знаю, как это описать. Как будто он видит самый удивительный восход солнца, отчего его красивое лицо озаряется благоговением.
– Ну, я как раз собирался это сделать, когда вы ворвались, – отвечает шериф МакКоннелл.
Я пристально смотрю на стакан с виски, стоящий перед ним.
– Правда? Мне кажется, что вы устроились очень удобно в кабинете моего клиента.
Он опускает взгляд на стакан, и его лицо