на меня, ну или мироздание в целом. Не хотелось думать, что обычные дешевые заклинания мне в принципе недоступны. Я сама не знала, честно говоря, хорошо это или плохо.

– Цзы-Сюань сказал – точно так же работает корректор, – ответила Лю. – Он как бы убирает детали и позволяет действовать на более высоком уровне. Но нельзя использовать корректор для работы с мелкими подробностями. Ты… нечто вроде живого корректора. Вот почему у тебя проблема с малыми заклинаниями… и средними тоже. Он догадался, потому что ты так легко перенаправила силу из чужого корректора.

– Ну, не очень легко, – проворчала я, но это было уже символическое ворчание.

Честно говоря, я бы не отказалась поболтать с Цзы-Сюанем сама; похоже, про мою магию он знал больше, чем я.

– Но в таком случае шанхайцам известно, что я не вру… они понимают, что я правда могу провести их через полосу препятствий. Почему же они не пришли?

– Они не верят, что ты скрывала свою силу от остальных, – сказала Лю. – Шанхайцы думают, что Нью-Йорк все знал с самого начала и ты была с ними заодно, просто помалкивала, чтобы остальные анклавы до выпуска ничего не знали о тебе.

Я застонала и опустила голову на колени. Проблема заключалась в том, что я не видела способов переубедить шанхайцев. Их опыт был ограничен языковым барьером, который делил школу пополам. За четыре года я перебывала на занятиях, по крайней мере, с половиной англоязычных ребят, но китайцев мне почти не попадалось. С людьми вроде Цзы-Сюаня, знающими несколько языков, я периодически пересекалась, встречала и двуязычных китайцев, которые проходили базовые предметы на английском, чтобы им это засчитали за изучение иностранного языка. И все. Для начала, большинство школьников из разных групп редко пересекаются – в компаниях в основном беседуют по-английски или по-китайски, так что общаешься ты обычно с теми, кто предпочитает тот же язык. Лю сознательно выбрала англоязычную тусовку, поскольку она занимается переводами заклинаний, а для этого нужно не только беглое владение иностранным языком, но и умение писать на нем сложные метрические стихи с кучей длинных многозначных слов.

Я не пересекалась с шанхайцами еще и потому, что в принципе никаких бесед не вела, точка. Я почти ни с кем не разговаривала на занятиях, ела одна, занималась одна, тренировалась одна, в свободное время сидела в своей тесной комнатушке… по сути, старалась не привлекать к себе внимания. Если бы я честно сказала, что у меня не было вариантов, поскольку никто не желал со мной общаться, шанхайцы имели полное право спросить, почему я не попыталась заинтересовать других. Ведь если бы я приоткрыла людям свои способности, то оказалась бы не в изоляции, а в центре внимания.

Это был отличный вопрос. Я провела три года, агрессивно внушая себе, что вступлю в любой анклав при первой возможности, и в то же время избегая таких возможностей. Как будто я играла в какую-то изрядно затянувшуюся игру, притворяясь сама перед собой. Если бы я хоть раз признала, что, возможно, мама была права и я просто не хочу вступать в анклав, я бы, вероятно, легла и умерла от отчаяния. Я смогла признать это, только после того как в моей жизни появились Орион, Аадхья и Лю. После того как я перестала страдать от абсолютного одиночества.

– Я так понимаю, шанхайцы тебя не переубедили? – спросила я без особой надежды.

Даже мне это казалось глупым, и я сомневалась, что Юянь и Цзы-Сюань настолько легковерны. Разве что купится кто-нибудь из тех, кто сознательно меня избегал… но шанхайцы вообще понятия не имели о существовании какой-то английской неудачницы, пока внезапно я не вырвалась на первый план. И тут Хлоя и прочие ньюйоркцы раскрыли мне объятия, предлагая союзничество и гарантированное место в анклаве, только потому что Орион на меня запал? На месте шанхайцев я бы решила, что нью-йоркский анклав рехнулся. Все выглядело гораздо логичней, если я была частью их клики с самого начала, ну или, по крайней мере, год-два.

Лю покачала головой.

– Они были очень вежливы, но, я так понимаю, заодно они хотели выяснить, не обманула ли ты меня… а может быть, я сама пытаюсь завязать отношения с ньюйоркцами.

Я шумно выдохнула. Лю говорила очень деликатно, но я понимала, о чем речь на самом деле: шанхайцы желали знать, не намерено ли семейство Лю подставить ножку сородичам и заключить союз с Нью-Йорком, чтобы выстроить собственный анклав.

– И что?

Лю пожала плечами.

– Я сказала им, что ничего не могу доказать, но ты моя подруга, и ты правда хочешь всех отсюда вытащить, и в Нью-Йорк ты не собираешься. Поэтому… шанхайцы решили, что ты меня обманула.

Она тихонько вздохнула.

Трудно сказать, что со стороны Шанхая это была необоснованная паранойя. Азиатские анклавы десятилетиями вели медленную жестокую борьбу с Нью-Йорком и Лондоном в попытке выбить у них побольше вакансий в Шоломанче. Базовые предметы на китайском языке в школе появились только в конце восьмидесятых. До тех пор выбора не было – только английский, пусть даже четверть учеников являлась, владея в качестве родного языка тем или иным диалектом китайского. Ситуация изменилась, только когда десять крупнейших азиатских анклавов, в первую голову шанхайский, публично объявили о созыве исследовательского комитета для постройки новой школы.

Разумеется, азиатские анклавы не собирались выполнять свою угрозу. Открыть вторую школу и расколоть население анклавов значило начать соперничество с Шоломанчей за отпрысков независимых волшебников. Обеим школам пришлось бы облегчить путь для нас – за счет собственных детей. И это не считая огромной стоимости постройки.

В общем, что они хотели, то и получили – больше вакансий в Шоломанче и преподавание на доступном языке. Не такой уж большой запрос – но, чтобы добиться своего, азиатским анклавам пришлось пригрозить, и распределение мест в школе по-прежнему оставалось далеко не справедливым. Я попала в школу, потому что в Лондоне оказалось свободное место, на которое не претендовали сию секунду, в то время как ребята в азиатских странах вынуждены сдавать зубодробительные экзамены в надежде оказаться среди счастливчиков (отсев – два к одному).

Но поправить дело невозможно, не начав отбирать места у сильнейших международных анклавов Америки и Европы – и никто из них не пожелает уступить. Грядет новое перераспределение, и наверняка будет драка. Нью-Йорк, Шанхай и их союзники наделали друг другу немало гадостей в последние годы. Страшно думать, что, возможно, какой-нибудь союзник Нью-Йорка отправился в Бангкок и уничтожил тамошний анклав, но ничего невероятного в этом нет.