Тем временем Элих, подкупив секретаря суда, выяснил, где будут держать осужденную в ночь перед казнью. Отбивать Ясную зарю у палача не пришлось. Достаточно было прилететь за ней на верхнюю площадку маяка.

— А дальше ты знаешь, — Санш довольно улыбнулся, — Элих просил доставить тебя на окраину, он ждет в карете, чтобы отправиться в Росистые луга, но я предлагаю лететь в замок. Отец будет страшно рад обнять тебя после долгой разлуки.

Я покачала головой:

— Нет, брат, пусть будет, как сказал Элих.

— Но почему? Погостишь, а потом, если захочешь, я отвезу тебя на фитре до границы, там призовешь…

— Что если Элоия очарует и меня? — Лицо Санша вытянулось, он как будто не понимал, о чем я говорю, пришлось пояснить: — Нимфа Грозовых утесом сказала Призванной, что твоя мама обладает магией очарования. Она пыталась оставить меня в замке, однако Призванная не поддалась ее чарам. Я же… Знаешь, брат, быть может папе проще отдать на откуп чувства, сохраняя логику и способность самостоятельно мыслить, но я предпочту влияние матушки. Пусть мне трудно отстаивать свою позицию, я научусь этому, но если я не буду владеть сердцем…

Не находя слов, я развела руками. Брат покусывал губу.

— Ты уверена в том, что все так, как ты говоришь?

— Я пожала плечами:

— У меня нет оснований не верить нимфе. Именно ее подсказка помогла нам с Призванной вернуться в свои тела. Во всяком случае — мне.

— Значит, едешь домой и выходишь замуж?

Я рассмеялась и хлопнула брата по плечу:

— А вот и нет! Матушка обещала отменить отбор. Я сама решу, когда и за кого выходить.

Санш стал серьезным и строго посмотрел на меня:

— Учти, ты никому ничем не обязана. — Перехватив мой недоуменный взгляд, подмигнул: — Не думай, что твой спаситель — Элих. Он, конечно, много сделал, но…

— Мне все помогали, — прервала я брата, — буду слушать сердце.

— Вот и хорошо. — Санш поднялся и размял ноги: — Летим?

— Херувим! — позвала я, — неси меня к Элиху! Я так хочу домой!

* * *

Черный космический зонт вращала чья-то невидимая рука. Бисеринки звезд слились в сверкающие концентрические окружности. Хотелось окунуть руки в эту круговерть, замедлить, остановить, пустить в обратную сторону. Но рук не было. Не было ничего: ни голоса, ни слуха, ни обоняния. Разом атрофировались все чувства. Нет-нет, сейчас она очнется. Должна очнуться, не может быть, чтобы все зря!

Блеск исчез, чернота сменилась темнотой. Просто закрыты глаза.

Звуки. Кто-то перебирает струны. Лютня? Санш сидит около разбившейся сестры и сочиняет грустную мелодию? Ля-минор. Да. Ля-минор. Это гитара!

Юлька чуть приоткрыла веки, в щелочку сквозь ресницы увидела коротко остриженного парня, склонившегося над инструментом. Длинные пальцы уверенно зажимали лады, меняли аккорды. Классно играет, у Юльки с баррэ всегда были проблемы.

Это Саша. Он поет в полголоса:

Вернись ко мне, родная,

Прерви свой сон чудесный,

Печальной этой песней

Зову тебя, скучая…

Юлькины губы дрогнули. Заметив, что Саша смотрит на нее, она зажмурилась.

— Юля! Юля, ты проснулась!

Стукнула поставленная на пол гитара, теплые ладони сжали руку девушки. Она открыла глаза.

— Здр… Кхм-кх-кх… — голос не слушался.

— Сейчас! Вот, воды попей.

Парень помог Юле сесть, подоткнул под спину подушку и снял с головы обруч с проводками, тянущимися к прибору, стоящему рядом с кроватью. Юля сделала глоток, еще один, подержала воду во рту, проглотила.

— Ты давно здесь? — спросила, возвращая бутылочку.

— С утра. У меня увал. Представляешь! Ты кучу времени проспала, а как только я…

Распахнулась дверь, в палату влетела запыхавшаяся Элеонора Давыдовна:

— Кто отключил аппаратуру?

— Мам! — обернулся к ней Саша. — Юлька проснулась! Я пел, а она…

Докторша склонилась над девушкой, не обращая на него внимания:

— Как самочувствие? Что тебя разбудило?

— Норм, — сухо ответила та, — поцелуев не было, если что. Обыкновенно проснулась.

— Каких еще поцелуев? — Элеонора выпрямилась и строго посмотрела на сына.

Тот переводил растерянный взгляд с девушки на мать:

— Н-не… я пел только.

— Что с ней, Эля? — это запыхавшийся отец. — Мне сказали… Доча?

— Привет, па! — Юля криво улыбнулась. — Картина Репина «Не ждали».

Отец и его супруга переглянулись и обменялись неразборчивыми репликами. Юлька спустила ноги с кровати и, как была — в трусиках и едва прикрывавшей попу футболке — прошествовала к стенному шкафчику. Выудила оттуда джинсы, кофту и обернулась к смущенному Саше:

— Ничего, если я при тебе переоденусь. Брат как-никак!

— Ну я… нет. Сводные… но мы же не в одной семье живем, не считается.

— Почему же сводные? — Юлька вдела одну ногу и прыгала, пытаясь попасть в штанину второй. — Единокровные. Так ведь, Элеонора Давыдовна?

Увидев, как побледнел и прижал руку к груди отец, она замолчала. Одевалась, стараясь ни на кого не глядеть. Поскорее бы свинтить отсюда. Неудобно получилось. И чего это ее понесло? Брякнула, не подумав, не успела переключиться, мыслями все еще оставаясь в иной реальности: тревожилась о бестолковой принцессе. Вернулась ли та в падающее тело, успел ли Херувим подхватить ее? Никогда Юля не узнает об этом. Во всяком случае, нимфа обещала, что если «захватит дух», то он потеряет дорогу к телу призыва.

— Мам, что она говорит? — хрипло спросил Саша. — Дядь Коль?

— Я… нет. Мне нужно по делам. Прости, Саня. Пусть мама объясняет. — Отец шагнул к выходу и уже в дверях обернулся: — Юляш, созвонимся.

— Привет, — хмуро ответила Юля.

Она взглянула на докторшу: что это она должна объяснять?

— Саша, сядь, — Элеонора указала глазами на стул, с которого вскочил ее сын, и обернулась к девушке, — и ты садись. Разговор будет долгим.

Юля, комкая в руках куртку, которую так и не успела надеть, опустилась на краешек кровати. Саша сел, упершись локтями в колени и опустив голову.

— Прежде всего, я должна просить прощения у сына, — начала Элеонора Давыдовна.

— Не надо, мам, — выпрямился Саша, — давай не будем устраивать исповедей. Скажи только, Юля действительно моя сестра по крови?

— Да. Но я должна…

— Не должна. — Саша встал и улыбнулся Юльке: — рад иметь такую классную сестричку. А теперь, извини, пойду.