Сумрачный гном стал еще более сумрачным. Он нацедил в любимую кружку остатки пива, горестно отхлебнул, возвел очи вверх с надеждою – не начался ли дождь с градом? Ведь он прогонит рыжую – наверное.

Лори разломила луковицу пополам, содрала лишнюю шелуху, вновь принялась жевать, не забыв оторвать от куриной ляжки шматок мяса.

Кроу дохлебывал пиво, глядя теперь вниз, – быть может, случится землетрясение страшное? И возникнет трещина глубокая, широкая и поглотит жестокую поедательницу ни в чем не повинных куриц, давным-давно занесенных во все кулинарные книги всех миров и народов, ибо скудеют запасы куриные….

Рыжеволосая выдохнула, зажмурилась и откусила четверть стручка горького перца. Часто-часто задышала, покраснела, как луговой мак, поспешно вгрызлась в курицу, закусила помидором и куском пышного деревенского хлеба.

Кроу невольно сглотнул слюну и перевел горестный взгляд, наполненный надеждой, на стоящих рядом стражей. Вдруг они прогонят наглую убийцу помидоров прочь? Стражи поспешно отвернулись и нарочито громко начали обсуждать проблемы с урожаем прыгучих мандаринов в далекой Пигвелее. Проблемы, мол, с мандаринами – новый сорт чересчур прыгуч, садоводы никак не могут совладать с плодами. Кроу тяжко вздохнул, окончательно понурился, с хлюпаньем допил пиво и отставил кружку.

Лори неспешно наслаждалась прохладным квасом из запотевшего глиняного кувшина.

Кроу с безутешным видом огляделся вокруг – ну кто-нибудь? Стражи потихоньку утопали прочь. Игроки потрусили за ними, трусливо крича о том, что им пора на охоту. Рыбы спрятались обратно в пруд. Орел Крис засунул голову под крыло. Кашемор нырнул под холм, утащив за собой брата. Остальные работники поспешили за ними. Вскоре на участке не осталось никого, разве что ме-е-е-дленно уползала прочь большая улитка, что-то бормоча себе под нос. Гному показалось, что улитка бормотала «в это лучше не лезть»…. Или же: «тебе пришел полный…».

Лори с хрустом вырвала вторую ногу у курицы.

– Ну? – осведомилась воительница, ткнув вырванной конечностью в гнома Кроу. – Так и будем молчать, пока я не доем жареного петуха? Кстати, хозяин его зарезал, потому что птичка не хотела кукарекать…

Если бы Кроу обладал особым божественным взором и еще раз взглянул на небо, он узрел бы удивительную картину – метрах в сорока над ним в воздухе катался угорающий от смеха ангел. Он молотил золочеными сандалиями, бился мигающим нимбом об облачко, затыкал обеими руками себе рот. Наверное, еще никогда суровая местность не видела столь искреннего и безудержного ангельского веселья.

Чертовы хитрованы шулера и музыканты успели смыться. И оставили бедному гному наполовину разваленный плот и довольно-таки злую девушку, медленно доедающую жареного петуха.

– Уважаемая, вы не могли бы убрать курицу с забора? – трагичным голосом произнес Кроу. – А то пятна остаются.

– Это петух, а петуху на заборе самое место, – отрезала Рыжая, явно обрадовавшись тому факту, что Кроу нарушил молчание.

– Хм…. Уважаемая, быть может, вы хотите что-то купить?

– Угу. Дубину. А еще десять гвоздей, одну лопату, большую белую простыню и две увядшие ромашки.

– Ты не меняешься, – вздохнул тяжко гном. – Тебе лишь бы похоронить кого-нибудь и пару ромашек возложить. Это давно уже вышло из моды – бросать в могилу закутанный в простыню труп, утыканный гвоздями. Хоть бы на гроб потратилась. На дубовый.

– Фиг тебе. – Рыжая вскинула голову, в ее глазах чертиками плясали слившиеся воедино радость и злость. – Так и знала! Давно поняла, когда твои новые друзья рассказали уйму интересного про твои словечки, оговорки, способы боевых действий и эту столь знакомую мне вялую нерешительность ушибленного хомяка.

– Но-но-но! Попрошу без оскорблений.

– А как еще назвать твою страсть к длительной подготовке? На плот глянь! Это же не плот! Это бревенчатый бронированный крейсер с орудиями и медотсеком! Блин… А я все гадала…

– Привет. – Кроу исподлобья взглянул на девушку. – Привет, Кроха. Я рад, что ты проснулась. А ведь врачи ничего не обещали….

– Хочу тебя обнять. – Рыжая сердито утерла левый глаз тыльной стороной ладони. – Пусти в гости.

– Извини. Частная собственность, – замотал головой гном. – Нельзя!

– Да я разок. Обниму чуток, может, даже поцелую. В щечку.

– Ну… Если только чуток и если только в щечку.

– Угу. Можно?

– Я должен подумать. Дай мне три дня. Хотя нет – мне нужна где-то неделя.

Рыжая шмыгнула носом, молча встала, перепрыгнула через забор и сразу же угодила в крепкие объятия Кроу. Так они и застыли обнявшись. Просто обнявшись, в полной неподвижности. И так простояли минут пять. А затем, утирающая слезы Лори пробубнила:

– Привет, Цап. Нас уделали, да? Совсем-совсем уделали.

– Ну, не совсем, – прошептал Кроу, бережно гладя девушку по волосам. – Не совсем. Ведь мы еще живы и скоро отрастим длинные когти и острые зубы.

– Было так больно, когда проснулась. Так больно. А тебя не было рядом!

– Прости, Кроха. Прости. Мне сказали, что шансов почти нет. А простое ожидание свело бы меня с ума. Поэтому я решил действовать. Но как же я рад, что ты проснулась. Сейчас тебе больно?

– Не-а. Сейчас нет.

– Ну и славно. Вальдира лечит. Угостишь меня квасом и жареным петухом?

– Нет. Дай дубину и десять гвоздей….

Витающий над обнявшейся парой ангел медленно таял в воздухе, с едва заметной хитринкой улыбаясь. А может быть, с некоторым удовлетворением – будто он приложил к случившемуся свою ангельскую руку. С легким хрустальным звоном ангел исчез, а в прудик опустились две яркие искорки, легшие под водой на лист водоросли и оказавшиеся маленькими золотыми икринками.

Глубокой ночью в гробнице было тихо…

Ну, почти тихо. Тихий шум доносился от разложенного поверх каменного пола толстого одеяла.

Правда, простая суровость чисто мужского шерстяного одеяла была довольно сильно разбавлена двумя большими и мягкими подушками, уложенными в рядок, а также тонкой простыней и крестьянским лоскутным покрывалом. Рядом потрескивал медный подсвечник с тремя восковыми свечами. Две пустые бутылки вина лежали поодаль.

Забросившая на Кроу руку и часть плеча Лори задумчиво цокала языком. Получалось у нее звонко и часто. Кроу не мешал, прекрасно зная, что рыжая амазонка сейчас все обдумывает. А заодно сердится: если бы не сердилась, то цокала бы языком не так часто.

Спустя минуты три девушка наконец завершила медитативное цоканье и пробурчала неохотно:

– Ну, шансы есть. Мизерные.

– Но есть.

– Но мизерные.

– Но все же есть. Большего нам и не надо.

– С моим приходом шансов стало больше, верно?