прочитали завещание Сципиона. Тебя он отпускает на волю и дает тебе на выбор – жить в Риме или ехать на родину.

Амфитей в страшном волнении вышел из дому. Он свободен! Сколько раз по ночам он хватался в отчаянии за голову: «А ведь я все еще раб!» И вот, наконец, не во сне он сбрасывает с себя позорное иго рабства. Весь мир перед ним открыт. Куда же идти? Он оглянулся. Бессознательно пришел он на распутье двух дорог: одна вела на юг, в приморский город, другая – в Рим. Он сел на камень и задумался. Вспоминал беседу с Эннием на Аппиевой дороге; греческие города, доживающие последние дни своей свободы; двор Антиоха: пиры, евнухи, льстивые, низкопоклонные царедворцы, интриги, убийства из-за угла. И долго думал еще. Потом встал и, протянув руку в сторону Рима, сказал про себя: «Пойду туда»…

Из жизни одного нобиля[26]

Т. Сократова

Имение богатого нобиля Квинта Клавдия отстояло довольно далеко от Рима, а именно оно тянулось вдоль по границе Апулии и переходило в область Самнитскую. Будучи для своего времени человеком довольно начитанным, Квинт Клавдий приобрел себе некоторые сочинения по сельскому хозяйству карфагенских авторов, чтобы наладить свое хозяйство согласно их разумным указаниям, и на первых порах часто посещал свое имение.

Большею же частью Квинт Клавдий жил в Риме, где соорудил себе в Палатинском квартале прекрасный городской дом. Но этого ему казалось мало: ему хотелось построить под Римом загородную виллу с целью на лето иметь дачу, а под старость, может быть, совсем поселиться в ней. Проезжая однажды через небольшое имение Критона, мелкого сельского хозяина, Квинт Клавдий невольно залюбовался окружающей местностью: на востоке горизонт синего, бездонного неба замыкался красивыми очертаниями лесистых гор; на западе вся местность широкими террасами спускалась к голубой глади моря; с гор бежали ручьи, местами стремительно бурлившие; всюду богатая растительность радовала взор путника. «Как красивы будут мраморные белые колонны на зелени этих кипарисов, олеандров и цинний! Какие причудливые беседки можно запрятать под развесистыми платанами и любоваться из них на эту морскую даль!» Так думал Квинт Клавдий и сейчас же решил купить этот цветущий уголок; о нежелании Критона продать свой участок он и не думал: мелкий собственник, конечно, должен согласиться.

Покончив с хлопотами по этой покупке, Квинт Клавдий выбрал ясную погоду в конце лета и уехал в свое имение. Ему нужно было отдать распоряжения на осень и проверить сбор фруктов. В этой поездке нобиля сопровождали несколько рабов: ехать одному было небезопасно, да и обходиться в дороге без услуг многочисленной челяди было не в привычках римской знати. Путешественники чихали на лошадях; с ними была захвачена и своя провизия, так как гостиниц в то время было еще мало. Когда путники вступили на землю Квинта Клавдия, прежде всего потянулись бесконечные пастбища, по которым бродили большие стада буйволов, быков, овец, свиней и прочего скота. Рослые[27], молодые рабы-погонщики в остроконечных шапках, с привязанными на шнурках свирелями, лениво бродили по пастбищу.

Пастбища тянулись на протяжении площади в несколько тысяч югеров; под пашней было занято всего несколько сот югеров.

Из разговоров с пастухами хозяин узнал, что стада не все в сборе, так как часть их еще не успела спуститься после лета с Самнитских гор. Потом потянулись пашни, обсаженные тополями и вязами; рабы везли навоз на поля. С ними шли надсмотрщики с бичами в руках; они громко и сердито кричали на полуголых людей, исподлобья и угрюмо глядевших на путников; хозяин внимательно осмотрел их лица, одежду и деревянную обувь; потом спросил, правильно ли им выдается месячина, и хватает ли им ее? Жалоб не было; да вряд ли эти несчастные и смели их приносить!

Охотничья сцена. Римская мозаика

Путники въехали в обширный парк, который занимал югеров пятьдесят. Зоркий глаз хозяина с удовольствием заметил вдали, среди густой зелени тополей, вязов, столетних дубов и других деревьев, стройные фигурки ланей; в кустах трещали сухие ветки под ногами оленей и кабанов; наверху прыгало и распевало пернатое царство. Это шумное, веселое население парка нарочно берегли, чтобы хозяин мог здесь устраивать охоту.

Миновав парк, Квинт Клавдий обогнул огород и поехал вдоль сада; когда он ехал близ огорода, с дороги было видно, как блестели на солнце бассейны с ключевой водою; огород требовал хорошего орошения, и зато приносил в изобилии такие овощи, как капуста, спаржа, артишоки, редька, редиска, бобы, дыни и многое другое.

Сад Квинта Клавдия был фруктовый; в нем румянились сочные яблоки, темнели спелые смоквы, красивыми пятнами выделялись гроздья рябины; хозяйское сердце могло радоваться на обилие фруктов: гранаты, персики, сливы, груши, айва – всего было вдоволь; а по стволам некоторых деревьев заманчиво свисали среди своей кудрявой зелени полные гроздья винограда. Деревья шли в порядке, косыми рядами, и сразу можно было определить, каких плодов сулит этот год особенно много. Сад оглашался голосами рабов, которые производили сбор яблок. За садом начинались хозяйственный постройки, расположенные вокруг двора: тут были загоны для волов, овчарни, конюшни, птичники, свиные хлева и т. д. Вслед за этими постройками шли людские строения – казарменного вида жилье, баня, которую открывали только по праздникам, кухня, наконец, тюрьма для рабов, так называемый эргастул. Прямо против входных ворот стоял домик приказчика, грубый голос которого уже издали был слышен путникам.

Сбоку хозяйственного двора, на высоком пригорке, было построено жилище для хозяина. Это было незначительное здание, над которым возвышалась башня, служащая голубятней. Сюда-то и подъехал Квинт Клавдий. Здесь он встретился с суетившейся ключницей, которая только что кончила уборку дома к приезду хозяина и теперь направлялась в обход проверять домашние работы, как то: пряжу, шитье и чинку одежды, кухонную стряпню и т. д.

Квинт Клавдий вошел в тесноватое помещение и в атриуме[28] преклонил колена перед небольшим алтарем полукруглой формы; воздав хвалу богам, хозяин принес жертву домашним богам, священным ларам.

Весь свой первый день Квинт Клавдий посвятил на обход своего обширного имения; на другой же день он призвал своего управляющего (приказчика) и велел принести все счета и имеющиеся в наличности деньги. Начались длинные переговоры; хитроватое лицо раба прятало усмешку человека, который заранее знает, что он сумеет соблюсти и выгоды своего хозяина, и свои собственные расчеты; он говорил почтительным тоном, но при этом в голосе слышалась нотка, которая доказывала, что он считает себя нужным человеком и в будущем тоже надеется стать господином