Римская кухонная утварь из Помпей

Первая часть ужина кончилась, и началась вторая, попойка. Ловко сновали рабы, подавая присутствующим благовонные масла для умащения головы и душистые венки из чудесных роз, перевитых плющом и миртом. В помещении воздух сделался насыщенным ароматом курившихся благовоний и влагой настоя сухостебельника, которым обрызгивали воздух для возбуждения веселости. По мраморным плитам пола рабы разбросали шафранные опилки, перемешивая их с красным суриком. Возбужденное веселье охватывало всех присутствующих, и волшебной сказкой казалось все это пиршество. Хозяин метал на костях жребий, и на долю Метелла выпала роль царя попойки. Новый царь подал знак, и рабы стали разносить в серебряных кратерах вино; здесь было и фалернское, и хиосское, и мессинское: это вино было вроде густого нектара, который одни разбавляли водой, другие – обыкновенным вином; в вино любители прибавляли лепестки роз, фисташки и разные пряности.

По желанию царя пира все хором пропели торжественную застольную песнь, а затем он поднял бокал в честь хозяина дома. Веселье разгоралось; направление разговорам давал царь пира; по обычаю римлян, он не старался быть особенно красноречивым, и со стороны других не допускал длинных речей; красноречие приберегали для форума, а в кругу друзей больше занимались шутками и сплетнями. Пошептавшись с рабами, Метелл стал требовать разных увеселений: то выходили юноши, распевавшие героические песни; то появлялись поэты, декламировавшие свои стихи; то перед зрителями неслись маленькие девочки в танце нимф.

Лица всех раскраснелись. Наступало опьянение; некоторые, чтобы отделаться от этого состояния, искусственно возбуждали рвоту; другие для возбуждения жажды уходили в горячую баню. Римляне не считали опьянение непристойностью, но они боялись в пьяном виде проболтаться о политических тайнах и боялись также власти бога опьянения, который мог доводить человека до исступления. Некоторые гости ушли раньше; их понесли рабы на носилках, причем приходилось освещать ручным фонарем темноту римских улиц. Другие остались пировать до утра. Алая заря, блеснувшая в небе, застала в триклинии картину спящих опьяненных людей в самых непринужденных позах…

Прошло несколько дней, и все друзья, только что пировавшие вместе, снова встретились, но уже на печальной церемонии: умер брат Валерия Пульхра, Кай Пульхр, видный человек в Риме; его знали и ценили и в качестве умного правителя и в качестве доблестного воина.

Похороны римлянина

Похороны были почетными и производились на общественный счет. Извещенный глашатаями, народ на восьмой день после смерти толпился в сенях довольно скромного дома Пульхров. Обмытое и набальзамированное тело героя лежало на высоком ложе из слоновой кости, так что ноги его были обращены к улице; тело Кая Пульхра сначала было спеленуто пеленами, а затем одето в пурпурную тогу; на голову его был возложен венок из лавров – то был его триумфальный венок. В комнате курились благовония, а входные двери были украшены кипарисовой веткой, чтобы проходящий понтифик (главный жрец) не мог нечаянно войти в дом и осквернить себя видом мертвеца.

Квинт Клавдий, одетый, как и все прочие, в темную тогу, поздоровался с кучкой сенаторов, которые хотя при жизни Кая Пульхра относились к нему недружелюбно, теперь все пришли отдать ему последний долг. Сенатор Метелл, считавшийся политическим врагом Кая Пульхра, стоял у одра умершего и горько восклицал: «Граждане, мы лишились великого человека!» Его сыновья хлопотали около умершего, так как им выпала честь нести его до гробницы. Наемная плакальщица причитала под звуки арфы погребальные песнопения. Торжественное и горестное чувство охватило Квинта Клавдия и всех присутствующих. Лица родных были горестны, но их печаль была спокойна и возвышенна.

Церемония по обычаю совершалась в полуденное время. Несмотря на дневной свет, зажгли факелы, и погребальная процессия, в которой участвовал почти весь Рим, растянулась по улицам. Во главе шли музыканты с трубами, флейтами и рожками; за ними – плакальщицы с заунывными песнями и танцовщики. Но кто это следует за ними? Почему среди темных одежд провожающих появились эти празднично одетые граждане, почему здесь находится эта блестящая колесница? То предки, будто восставшие от смерти, провожают останки героя. На колеснице в пурпуровой тоге едет сам Кай Пульхер в победном триумфальном венке; только маска[37], надетая на лицо, хотя и несколько схожая с оригиналом, немного нарушает полную иллюзию. Сердца римлян дрогнули, их величественное прошлое с живостью рисовалось перед ними.

Вслед за первой колесницей едет вторая, с одним из героев македонской войны. и, глядя на него, Квинт Клавдий не мог в душе не признаться, что такой крупной личности с такими благородными стремлениями не было среди современных ему нобилей, хотя они жили сейчас пышнее, богаче, с большим показным блеском. Шли фигуры консулов в сопровождении ликторов, шли преторы минувших веков; это была славная вереница теней прошлого. Вслед за ними четверо молодых сыновей Метеллов несли на носилках из слоновой кости, роскошно убранных пурпуром, тело Кая Пульхра. Дальше шли родственники, друзья и почитатели, которым тесно было в улицах Рима, так как их было много.

Вот процессия на форуме; Квинт Клавдий с горестью вспоминает, какие мелкие замыслы волновали его и его товарища против этого славного умершего человека; смерть унесла все мелочи и оставила для воспоминаний одно величие. Перед ее лицом римляне чувствовали, что об умершем можно было говорить «aut bene, aut nihil (или хорошее, или ничего). Перед кафедрой, откуда произносились речи, процессия остановилась; лица, изображавшие предков, уселись на курульных[38] креслах кругом; другие стали вокруг.

Колумбарий с погребальными урнами

Тело усопшего приподняли так, что все его видели. На кафедру взошел Валерий Пульхр и произнес надгробную похвальную речь своему брату. На этот раз хвалить покойника было тем легче, что у Кая Пульхра было много заслуг перед государством.

Снова двигается процессия; вот она уже за городом, на так называемой Аппиевой дороге; по бокам ее расположены гробницы; круглые и четырехугольные, большие и малые, словно храмы, стоят они, задумчивые, среди печальных кипарисов, и желтеющие холмы, убегающие вдаль, гармонируют с общей печалью этой местности.

Знатный римлянин с портретами предков

Здесь был уже приготовлен высокий костер, и на нем тело Кая Пульхра предали сожжению. Родственники собрали пепел и кости в красивую вазу-урну, а эту последнюю поместили в гробнице Пульхров; ее поставили рядом с другими урнами с останками славных предков. «Пусть будет мягко лежать твоим костям!», «да будет тебе легка земля!» – с такими