class="a">[29]. Квинт Клавдий понимал хорошо своего раба, но он вообще считал нужным быть сдержанным с рабами; он помнил поговорку: сколько рабов, столько врагов. Недавнее восстание рабов в Сицилии (133 до P.X.) хорошо доказало правоту этой поговорки. В больших имениях, как у Квинта Клавдия, где в рабочее время бывало, не считая бесчисленных пастухов, до 4000 рабов и больше, опасность такого восстания рабов была особенно велика. Хозяин обратил внимание приказчика на то, чтобы рабам правильно отпускалась месячина; при этом он не преминул заметить, чтобы для рабов употребляли оливки, опавшие или же чересчур спелые, негодные для отжима масла; затем Квинт Клавдий указал приказчику, что рабы слишком скоро изнашивают свою деревянную обувь, которую следует носить не меньше двух лет.

Ленивых рабов, которых он застал праздношатающимися на полевых работах, хозяин велел отослать в каменоломни на тяжелые работы, а двух других рабов, которых приказчик обвинял в непокорности, Квинт Клавдий распорядился подвергнуть телесному наказанию, а потом на некоторое время запереть в эргастул.

Остаток своего времени до отъезда Квинт Клавдий употребил на освящение небольшого нового участка, только что купленного у соседа-крестьянина. В сопровождении приказчика Квинт Клавдий отправился на участок, где подле каменного жертвенника были заготовлены жертвенные животные, увитые виноградными листьями; их было три: ягненок, теленок и свинья, хотя по правилу полагалось при такой жертве приносить быка, овцу и свинью, но этот подмен животных допускался, лишь бы приносящий жертву не проговорился перед богом и не выдал обмана.

Квинт Клавдий обратился к приказчику со словами: «С благословеньем богов, чтобы исход был благоприятен, поручаю тебе, Валерий, обвести суоветаврилию (трех жертвенных животных) вокруг нового участка!» Сам же Квинт Клавдий взял в это время жертвенную чашу с вином и сделал возлияние, произнося такую молитву: «Отец Марс, прошу и молю тебя, будь милостив ко мне, к моим детям, к моему дому и к моим рабам. Чтобы быть достойным твоих милостей, я велел обвести суоветаврилию вокруг моей новой земли. От болезней виданных и невиданных, от засухи и опустошения охрани меня, отврати и удали эти бедствия. Помоги прозябать плодам, злакам, виноградникам и деревьям. Дай им произрасти благополучно. Сохрани и помилуй пастухов моих и стада мои; даруй здравие и благополучие мне, дому моему и рабам моим. Так, для освящения поместья своего, заклал я эту суоветаврилию из молочных животных. Прими ее милостиво! Прими принесенных тебе в жертву с указанной целью этих трех молочных животных».

Приказчик обвел животных вокруг участка, и они предстали пред нобилем. Он взял жертвенный нож, заколол свинью, ягненка и теленка и торжественно произнес: «Прими принесенную с указанной целью эту суоветаврилию». При этом Квинт Клавдий усиленно старался не произнести названий: ягненок и теленок. Вынув из животных внутренности, Квинт Клавдий присоединил их к сухому хлебу и пирогу, которые уже были заготовлены на жертвеннике; здесь же были положены благовония, и скоро ароматный дым синеватой струйкой заклубился в прозрачном утреннем воздухе. Остатки жертвенных животных были разделены между более почетными лицами в доме.

Жертвенные животные – Suovetaurilia

На следующий день Квинт Клавдий был уже на обратной дороге в Рим…

В городском доме Квинта Клавдия только что начиналась утренняя суета, а привратник Тирон, прикованный у двери на цепи, давно уже объяснялся с докучными многочисленными посетителями.

Эти люди, так называемые клиенты, ни свет ни заря прибежали к своему патрону[30], чтобы навестить его. Одному из них нужно было обязательно сообщить своему господину самую свежую новость о том, что его соперник (по выборам на открывшуюся должность цензора) устраивает сегодня своим почитателям роскошное угощение; рассказывая об этом, хитрый клиент лукаво подмигнул Тирону, желая этим выразить, что и Квинту Клавдию не мешало бы быть щедрее к тем, кто будет ему полезен на выборах. Но суровый страж пропустил мимо ушей слова клиента и равнодушно выкликнул для записи его имя; стоявший в прихожей другой раб занес это имя в длинный список, который держал у себя в руках. Другой клиент, несмотря на свой смиренный униженный вид, назойливо просил привратника пропустить его поскорее: у него родился сын, и ему нужно испросить у нобиля по этому случаю небольшую помощь. Во время этих переговоров третий клиент с развязным видом хотел прошмыгнуть внутрь дома, но, устраненный рабом, стал громко ругать Тирона, говоря, что он бывает полезен его господину, а потому с ним надо обращаться вежливо. Некоторым беднякам пришлось поджидать на улице, так как в этот ранний час привратник затруднялся всех впустить сразу. Но вот солнце поднялось выше, прогоняя ночную свежесть; высокий Палатинский холм, залитый солнечными лучами, казалось, купался в небесной синеве, блистая своими нарядными, богатыми постройками[31]. К дому Квинта Клавдия направлялись теперь и значительные, важные лица, которых привратник почтительно пропускал в дверь; то были несколько молодых всадников, несколько почетных лиц из городских властей, и иноземный сановник, принесенный рабами в закрытых носилках.

Пройдя через коридор, посетители попадали в обширное, залитое светом помещение, атриум, среди которого стоял серебряный алтарь ларов. Все располагались в ожидании хозяина: кто – на скамьях с красивыми резными ножками, кто – стоя группами и поодиночке среди колонн. Разговаривая между собою, они рассматривали богатое помещение. «О всемилостивейшие боги! Отгоните от меня зависть, но Квинт Клавдий недаром был наместником в Испании. Сумел себе сколотить капиталец!» – воскликнул один из всадников, сам мечтавший скорее пробить себе дорогу, по которой шли его отец и деды, дорогу городской службы; с нею были связаны и богатства и почести.

В комнату врывались солнечные лучи и сверху (через отверстие посредине), и сбоку, со стороны внутреннего дворика; комната казалась очень красивой: мраморные зеленоватые колонны с причудливыми ионическими завитками наверху поддерживали оригинальный потолок, с углублениями яркой окраски. Стены были покрыты веселой живописью, изображавшей то цветы, то сбор винограда, то семейную жизнь. Направо и налево колонны раздвигались и открывали ход в боковые комнаты, ничем не отделенные от атриума. В этих крыльях парадного помещения находилось все то, чем хозяин хотел пленить взор и вызвать удивление посетителей. Здесь по стенам висели победные трофеи, в виде военных доспехов, панцирей и шлемов, дорогое оружие, охотничьи рога; здесь грудами лежали драгоценные глыбы мрамора и слитки дорогих металлов, кучи восточных ковров и пестрых тканей, вывезенных в свое время из разных мест. Здесь же стоял богатый поставец с посудой, очевидно, не бывшей в употреблении; по драгоценному дереву поставца были расписаны павлиньи перья, а на его полках стояли великолепные жертвенные чаши,