Матильда, поджав губы, процедила:

— Отчего же, манеры герцогини Сандрингем безукоризненны. Все же дочка короля, хотя и бывшего.

Она смолкла, явно считая, что сказанного достаточно, и Вика произнесла:

— Дело, как понимаю, именно в этом? В том, что они в «фирме» парии? То есть полностью отвернуться нельзя, все же родичи, однако общаться с ними никто особо не стремится?

— Отнюдь, — с еще более кислым видом произнесла Матильда, — ее величество королева раз в год соизволит приглашать вдовую герцогиню в Букингемский дворец на чай…

— И при этом напомнить ей, что герцогиня, может, и обладает большими, нежели она сама, правами на престол, так как она — дочка старшего брата, а ее величество королева — младшего, но на троне-то сидит именно она!

Матильда, сверкнув глазами, отчеканила:

— Ваше королевское высочество, я сделаю вид, что не слышала этого! Сандрингемы — не лучший круг для общения! И вообще, не думаю, что его королевское высочество, ваш супруг, одобрит это!

Питер в самом деле отнесся к идее без всяческого энтузиазма:

— Старуха-герцогиня зовет на чай? Ну, она безвылазно живет в своем мрачном дворце, ей общаться не с кем…

— И разве есть что-то ужасное в том, что я навещу пожилого человека, который к тому же прикован к инвалидной коляске? — спросила Вика. — Это будет не более чем визит вежливости, точно такой же, какой мы нанесли недавно в дом престарелых в Кенте…

Питер продолжил отговаривать ее, и Вика вдруг выпалила:

— Это ведь не из-за старой герцогини, а из-за ее внука?

Заметив, как Питер покраснел, Вика намеренно подлила масла в огонь:

— Он такой милашка, весь в своего прадеда-короля, который в молодые годы, да и в зрелом возрасте тоже, по праву считался самым красивым мужчиной Европы.

Уши Питера запылали, и он заявил:

— Думаю, нам нечего больше обсуждать. Принимай решение сама!

Это, вероятно, означало, что она должна была послать герцогине Сандрингем ответное письмо со своим герцогским гербом и в витиеватых выражениях, поблагодарив за приглашение, выразить сожаление, что по причине обязанностей в данный момент принять оное не может, но что, быть может, в следующем году…

И так далее.

Вместо этого Вика, раздобыв в интернете телефон резиденции герцогини Сандрингем, позвонила туда и попросила дворецкого, который был явно поражен, узнав, кто на проводе, соединить с герцогиней.

И, услышав ее радостный старческий голос, произнесла:

— Крайне рада вашему приглашению, герцогиня. Завтра вас устроит?

Раз Питер сказал, что решение она должна принимать сама, — она и приняла!

Дворец во внешнем лондонском районе Ричмонд-апон-Темс, в котором обитала герцогиня, напоминал огромный музей, да и, собственно, таковым и являлся.

В большой запыленной гостиной, куда едва проникали лучи солнца через тяжелые бархатные портьеры, Вика разглядела сразу несколько портретов импозантного мужчины в военной форме: короля Джеймса, отца герцогини и дяди бабули и единственного монарха в истории Британии, отрекшегося от престола.

На поверхности огромного старинного рояля, в серебряных рамках, расположились десятки фотографий, в основном черно-белых, запечатлевших бывшего короля и его американскую супругу: с дочкой, собаками, в купальных костюмах, самолетных крагах, с президентом Кеннеди и Жаклин, шахом Ирана и его то ли второй, то ли третьей женой, на вечеринках голливудских звезд и в разные годы с разными римскими папами: одним, вторым, третьим и даже четвертым.

— О, вы, видимо, ищете фотографию, на которой мой отец и моя мать запечатлены с Гитлером? — произнесла герцогиня, облаченная в серебристые меха, с улыбкой и бесшумно подкатываясь к ней на ультрасовременном инвалидном кресле, напичканном электроникой.

Вика вздрогнула — вот уж чего она не искала среди этих фотографий, так это изображение!

— Его растиражировали после войны по приказу младшего брата моего отца, короля, и в особенности его жены, этой шотландки, — продолжила герцогиня. — Потому что мой отец был весьма популярен и после отречения, а его брат и наследник, не обладавший и сотой долей его харизмы, нет. Поэтому раздавались отдельные голоса, требовавшие после смерти короля передать трон не его наследнице, моей кузине, нынешней королеве, а вернуть его моему отцу, старшему из братьев!

— Бабуля, ты же знаешь, что это не могло бы произойти, потому что твой отец перед отречением подписал бумагу, что ни он сам, ни его прямые потомки претензий на трон Британии не имеют, — услышала Вика приятный голос и, обернувшись, увидела входившего в гостиную Джеймса.

Отчего-то сердце ее забилось чуть сильнее: только вот отчего, в самом деле?

Улыбаясь, он приветствовал Вику и произнес извиняющимся тоном:

— Бабуля обожает говорить на эту тему, однако не желает взглянуть фактам в лицо: поезд, вернее, в данном случае, королевский экспресс давно ушел, причем без нас, и я ничуть об этом не жалею!

Он с некоторым вызовом посмотрел на свою бабку, а та, отъехав в сторону, произнесла:

— Прошу отведать чаю!

Вначале атмосфера была несколько скованная, однако Джеймс прикладывал все усилия, чтобы растопить лед: шутил, задавал вопросы, сетовал на то, что его сын сейчас занимается с няней, восхищался появлением Вики в сапфировой коронетке в Букингемском дворце.

Вике общаться с Джеймсом было легко и просто — примерно как с Эдди. Только в отличие от Эдди рядом не было гордячки и зануды Кэролайн.

Имелась, правда, судя по всему, несколько сенильная герцогиня-бабушка, однако даже ее присутствие общению не мешало, и Вика восхищалась молодым человеком, который, став по ужасному стечению обстоятельств вдовцом и не потеряв интереса к жизни и чувства юмора, трогательно заботился о взрастившей его бабуле и своем горячо любимом сыночке.

— Они ведь отговаривали вас от поездки сюда? — произнесла вдруг абсолютно без малейшей связи с предыдущим веселым замечанием Джеймса старая герцогиня, и внук терпеливо произнес:

— Бабуля, прошу, давай не будем об этом.

Но старая герцогиня, поправив меха на груди, пристально взглянула на Вику, отчего по коже у нее пробежали мурашки, и повторила:

— Ведь так, не отрицайте!

Вика не стала отрицать, кивнув, но и углублять эту тему, подливая масла в огонь давно тлевшей семейной и династической распри, не желала.

Джеймс был прав: королевский экспресс ушел скоро как девяносто лет назад и увез в своем роскошном вагоне, прямо к трону и короне, отнюдь не Сандрингемов.

— Ну конечно, они ведь не желают, чтобы с нами общались! — заявила старая герцогиня. — Точнее, сами не желают общаться с нами. И знаете почему? Потому что знают, что украли у нас то, что принадлежит нам по праву!