Дойдя до самого низа, я вложила ладонь в протянутую ко мне руку и несмело улыбнулась.

Здесь было невозможно жарко, к тому же от Камня отвратительно пахло, гораздо хуже, чем в прошлый раз. Но ради Эла я готова была потерпеть.

— Ты должен был сказать мне, — упрекнула я его, а он в ответ качнул головой и сжал пальцы вокруг моего запястья.

В его глазах плескалось обжигающе злое счастье.

— У кого-то ещё остались сомнения в том, что я говорил правду? — проговорил он, переводя взор на атлантов, выстроившихся неровным полукругом в нескольких шагах от нас. — Магия признала эту женщину моей.

Конечно. Магия. Фокус с лучом был неплохой демонстрацией того, что я и вправду не разрушаю злюковское волшебство. Раздражение колыхнулось внутри, защекотало в носу, как пузырьки от газировки. Эл мазнул по мне тревожным взглядом и незаметно провёл большим пальцем по зачастившему под кожей пульсу.

— А женщина признала твою магию? — подал голос кто-то из толпы, и на этот раз я успела ответить до того, как заговорил дюк.

— Женщина признала своим мужчину. С её точки зрения, это гораздо важнее.

Мои слова утонули в мёртвой тишине, и я, пользуясь случаем, продолжила.

— Женщина благодарна своему мужчине за то, что он спас её от насилия. Божечки! — сбилась с высокопарного тона я. Да и о какой высокопарности может идти речь, когда воняет так, словно я не в храме стою, а посреди грязного бомжатника. — Да я Элару руки готова целовать за то, что он появился в том коридоре до того, как эти мерзавцы перешли от слов к делу. Что они там щебетали в своё оправдание? Что мы с бедолагой, чья магия, как внезапно выяснилось, отозвалась на меня, не поняли друг друга? Давайте-ка подумаем, можно ли двояко прочесть фразу «Чур я первым солью в этот симпатичный ротик».

Глубоко не уважаемое мной собрание по-прежнему молчало.

— Что с вами не так, люди? — понизила голос я. — Вы придумываете какие-то дикие правила, пытаетесь загнать чувства в рамки абсурдных договоров, а чистота речи волнует вас больше чистоты помыслов. Такое впечатление, что это не у него… — Я мотнула головой, указывая на венчавший лестницу трон. — … а у вас вместо сердец булыжники.

Возмущённый шепоток встревожил притихший народ. Атланты зашелестели, как листья дерева на сквозняке.

— Я не отношу себя к категории тех людей, которые готовы вырвать собственное сердце, чтобы осветить им путь для мнущейся в темноте нерешительной толпы. И мне, вот честное слово, было бы наплевать на всю вашу чёрствость, я та ещё эгоистка. Если бы ваша возня не затронула меня напрямую. Вот скажите, к какой участи вы приговорили моего куратора? Что стало бы с ним, не появись я здесь сегодня.

— Кто сказал, что твоё появление что-то изменит? — надменно бросили из толпы.

— Пожизненное изгнание для него, — отозвался другой голос. — Тебя собирались отдать Арону.

Я брезгливо скривилась.

— Ну что сказать? Справедливое решение. В конце концов, парень не успел меня изнасиловать. Надо дать ему шанс… Один вопрос. Моё мнение тут никого не волнует? Что если я не хочу отдаваться Арону. Ни в одном из смыслов этого слова? Что если я уже вся с потрохами отдалась другому мужчине?

— Ну, после предъявленного доказательства, всем становится понятно, — включился в разговор третий, — что о другом мужчине не может быть и речи. Впрочем, как и об изгнании. Если магия её признала…

— А если она захочет уехать, когда договор закончится?

— Пусть подпишет обязательство!

— Заставьте её!

— Она нужна Славою!

— Нарушение магической стабильности может привести к катастрофе.

Божечки… Я уже и в самом деле была готова подписать, что угодно, лишь бы нас отпустили. А ещё лучше — отправили в изгнание, обоих. Мы даже Брошку с собой прихватим, чтобы она не портила им карму своим дурным характером и навязчивым матерком…

Только отпустите, пока я не скопытилась от жары и отвращения.

— Вель. — Элар погладил меня по плечу. — Успокойся.

Успокоиться? Я посмотрела на него с недоумением и внезапно поняла, что руки мои сжаты в кулаки, что меня трясёт от внутреннего озноба.

— Пожалуйста, — умоляюще прошептал дюк и поцеловал мои пальцы, разжимая их осторожной лаской. — Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты была тут.

— Это такая безобразная грязь, — всхлипнула я, чувствуя себя последней дурой. — Такое уродство.

— Потерпи ещё чуть-чуть. Скоро всё закончится, и мы пойдём домой. Обещаю.

Я прикрыла глаза, молчаливо соглашаясь и стараясь дышать через раз. Я хватала ртом густой, наполненный невыносимой вонью воздух, и чувствовала, как он гнусным налётом оседает на языке и зубах.

Запах мочи и немытого тела, пот, густой смрад перегара.

Сказать честно? Я не была уверена, что источником вони был Камень.

— Но доказательств того, что он выдернул её сюда не специально нет! Нет таких доказательств и не будет! Он нарочно расшатывал магическое равновесие, сговорившись с Ксенаки! Мы не можем это так оставить!

Элар сжал мою руку и сквозь намертво сцепленные зубы со свистом втянул в себя воздух.

— Мы должны всё оставить так, как есть!

— Эти волонтёры, как бельмо на глазу.

— И среди них есть мужчина!

О моём присутствии, казалось, все благополучно забыли. Тогда как я была тут, стояла у подножия длинной лестницы, изнывая от жары и задыхаясь в вонючем облаке.

* * *

И вынужденно, без особого интереса наблюдала за тем, как скандал набирает обороты. Уже давно не было никакой дискуссии. А от Каменного трибунала осталось разве что красивое название. Сам же он превратился в натуральный бардак. В склочную драку за лучшее торговое место в воскресное утро на местечковом рынке.

Двумя пальцами я сжала переносицу, безудержно мечтая оглохнуть, если не навсегда, то хотя бы на время, и тут с небес ударил гром. От неожиданности я чуть присела и прикрыла голову руками, и только пару секунд спустя до меня дошло, что это не Посейдон решил нас всех покарать за тот бедлам, который мы устроили в святом месте, а Август ударил по клавишам гидравлоса.

Очень удачное решение, надо сказать. С другой стороны, Камень и сам бы мог справиться, а не ждать помощи от обычного стража. Я вскинула взгляд, чтобы проверить, как местный божок отреагирует на самоуправство братца-месяца, и не сдержала испуганного вскрика.

Не было больше вмурованного в мрамор старика — на вершине лестницы возвышалась каменная статуя, на груди которой едва теплился красный огонёк.

И знаете что? Если бы я не видела этого старика живым, я бы подумала: «Мой Бог! Этот скульптор воистину гений. Так точно изобразить человека не каждый сможет». Но беда в том, что я знала правду. Камень только назывался камнем. На самом деле это был человек.