А вот великий князь Сергей Михайлович думал иначе. Он не пожелал ехать, может, отчасти из-за того, что получил отказ на своё предложение руки и сердца. Ну и, конечно, искренне и бескорыстно любя Матильду, он хотел сохранить её дом, полагая, что для того его авторитета, его положения в обществе хватит. Ведь его, единственного из великих князей, даже вернули в службу, поскольку он был необходим как специалист по делам артиллерии.

С горечью вспоминала Матильда свой отъезд:

«Когда настал момент отъезда и разлуки на Николаевском вокзале и Великий Князь Сергей Михайлович стоял в своём длинном, уже штатском пальто, я видела, с какой тяжёлой и безграничной грустью в глазах он смотрел нам вслед за медленно удалявшимся поездом – это была последняя с ним разлука…»

А между тем смута нарастала. Всё шло вразнос. И если на Николаевской дороге до Москвы порядок ещё так-сяк соблюдался, то далее революция давала о себе знать.

Матильда описала все ужасы путешествия…

«…после Москвы в вагон постоянно врывалась толпа беглых с фронта солдат, которые ни с чем не считались, говоря, что теперь свобода и каждый делает что хочет. Солдаты заполняли все коридоры и врывались в отделения, от них житья никакого не было в поезде».

Да, тысячу раз прав мыслитель Русского зарубежья Иван Лукьянович Солоневич, который точно охарактеризовал движущие силы любой революции. Ну а Кшесинская дала прекрасное пояснение, что такое свобода, дала его, использовав мнение толпы, которая теперь, думая, что завоевала свободу, сокрушала всё вокруг. Вот только никакой свободы, кроме свободы беспредела, да и то на время, взбесившиеся толпы разнузданных солдат не завоевали. Дорога оказалась ужасной, но в Кисловодске действительно было всё, как в старые добрые времена, хотя на календаре уже 16 июля 1917 года – разгар противостояния в столице, разгар беспорядков и демонстраций.

Кисловодск показался раем. Кшесинской приятно было сознавать и то, что именно её Ники своим указом от 25 июня 1903 года преобразовал Кисловодскую слободу в город, который стал постепенно развиваться, в том числе и в культурном отношении. В живописном Верхнем парке построили прекрасную музыкальную раковину, названную хрустальной за высокие акустические свойства.

В своё время русский писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк писал о Кисловодске: «Город чудесный, разметавший свои улицы по крутым берегам реки. Общий вид был очень красив, а великолепный вокзал мог бы украсить любую столицу».

Действительно, железнодорожный вокзал и ныне чарует своим необыкновенным видом.

Великий князь Андрей Владимирович встретил на этом прекрасном вокзале, и, едва ступив на перрон, Матильда очутилась в другом мире, в настоящей сказке. Да и разместились со всеми удобствами. Она писала:

«Дача представляла одноэтажное здание летнего типа, все комнаты сообщались между собою, но, кроме того, имели выход с обеих сторон на крытые галереи, на улицу и на двор. Каждый имел по одной комнате. Дача была расположена на Эмировской улице. Оставив вещи дома, мы сразу пошли ужинать в грузинский ресторан Чтаева, в саду, в беседке; Андрей со своим адъютантом Кубе ужинали с нами. Они заказали чудные грузинские блюда. После долгого, утомительного путешествия этот ужин в саду показался нам роскошным и замечательно вкусным».

Какие мысли, какие воспоминания вызывал впоследствии этот первый вечер в Кисловодске, городе с удивительным, уникальным климатом. Кшесинская писала:

«Мы часто вспоминаем этот вечер. Так было приятно посидеть вечером вместе. Где-то играла музыка, светила луна, мы снова соединились после тяжелых испытаний. Радость видеть снова Андрея была так велика, что все горести судьбы были временно забыты».

Всё, как в старые, добрые времена. Всё, да не всё. Разговоры иные. И даже когда, казалось, можно расслабиться и отвлечься от пережитого, «все говорили об одном и том же: оставаться или ехать, что будет дальше и на что решиться». Прав немецкий писатель Жан Поль (Иоганн Пауль Фридрих Рихтер): «Воспоминания – это единственный рай, из которого мы не можем быть изгнаны».

В городе постепенно собиралась столичная знать, приехал туда и брат Андрея Владимировича великий князь Борис Владимирович.

А в эти же недели второй половины лета 1917 года в столице, на фронтах, где только торжествовала демократия, совершались преступления. Они вершились и на фронте.

Я не стану рассуждать о стратегических и оперативно-тактических вопросах, поскольку не имею военного образования. К сожалению, для многих историков это не преграда, и люди, ни дня не служившие в армии не только в командных должностях, но не выслужившие даже чина ефрейторского, легко высказывают своё просвещённое мнение, не понимая даже того, что написано в книгах настоящих военных историков. Сугубо штатские историки, оказавшиеся после школы в институте, а после института сразу преподавателями или сотрудниками всяких институтов, не понимающие различия между контратакой, контрударом и контрнаступлением, люди, не понимающие, чем отличается бой от операции, а операция – от сражения, смеют писать опусы о ходе войн, сражений и операций.

Поэтому, чтобы показать преступления, совершаемые на фронте, воспользуюсь книгой Антона Антоновича Керсновского «История Русской армии».

В то время, когда успевшие сбежать из петроградского ада остатки русского общества, часть которого самозабвенно заботилась долгие годы о пришествии этого ада, произошло одно из наиболее громких поражений. В нём виновны продажные генералы, изменившие царю, но не сумевшие добиться того, что обещали, разрушая самодержавие во имя хвалённой ими демократии.

А. А. Керсновский писал:

«Весь июль и первую половину августа к северу от Полесья парило спокойствие, бывшее для нас спокойствием кладбища. Юго-Западный фронт с Корниловым держался на Збруче. Румынский – Щербачева отразил нашествие при Маморнице и Марашештах. Но на севере и западе все было кончено. Главнокомандовавший Северным фронтом генерал Клембовский и ставший во главе Западного генерал Балуев плыли по течению, избегая всего, что могло бы пойти вразрез с чаяниями революционной демократии. Весь 750-верстный фронт от Рижского залива до Припяти держался на 40 ударных батальонах и 15 конных дивизиях.

Позади была миллионная толпа митинговавшего человеческого стада…

…Император Вильгельм решил использовать своё детище – русскую революцию – для отторжения от России Прибалтийского края. Еще в конце июля он повелел начать приготовление к овладению Ригой. Операция была возложена на VIII армию генерала Гутьера…

На рассвете 19 августа VIII германская армия под ураганный огонь 500 батарей обрушилась под Икскюлем на корпус генерала Болдырева, прорвала его и к полудню перебросила свои авангарды за Двину… Генерал Парский отдал приказ эвакуировать Ригу, задерживая на правом берегу прорвавшихся немцев. 20 августа VI и II Сибирские корпуса, оставив плацдарм, хлынули беспорядочной толпой через Ригу на север без всякого давления противника. Разложившиеся части… бежали за Двину, неразложившиеся прикрыли, как могли – беспорядочно, но самоотверженно – это бегство всей армии…