В столице по-прежнему царил беспредел, организованный и выпестованный ради захвата власти Керенским и его уголовной компанией.

И вот в этой ужасной обстановке каждый, кто мог, спасался из столицы, в которой царил беспредел. Письмами, которые ещё каким-то чудодейственным образом доходили, Кшесинская с помощью своих друзей, которым тоже писала с просьбой воздействовать на великого князя Сергея Михайловича, всё же сумела убедить его покинуть Петроград и выехать в Кисловодск, поскольку покинуть Россию он не хотел. Матильда понимала, что покидать Отечество он не желает не только из чувств патриотизма, не только боясь навредить Ники, но и из-за неё.

Он решился покинуть столицу, но…

«Когда он закончил все мои дела и хотел выехать в Кисловодск, – с горечью вспоминала Кшесинская, – оказалось уже слишком поздно, большевики захватили власть в свои руки, и бегущие с фронта солдаты просто выбрасывали пассажиров из вагонов, чтобы самим доехать скорее домой. Путешествовать по России тогда было невозможно».

Керсновский уверенно называет виновников небывалой в мире трагедии народа – трагедии русского народа:

«Если в октябре Ленин отдал приказ грабь награбленное, то исключительно потому, что за семь месяцев до того февральский министр Керенский заявил: Я желаю, чтобы Ленин мог говорить столь же свободно в России, как в Швейцарии!

Дикий опыт стопроцентной демократии с марта по ноябрь 1917 года, насаждение в военное время совершенно нового, неиспробованного строя, полное пренебрежение государственностью во имя каких-то книжных принципов, оказавшихся никуда негодными, – этот безумный опыт вошел в историю под названием керенщины, по имени своего самого характерного и в то же время самого бесхарактерного деятеля.

Вина Ленина, зря погубившего тридцать миллионов русских жизней, огромна. Но ещё больше ответственность Керенского, давшего Ленину возможность погубить эти тридцать миллионов жизней. Это самая страшная ответственность, какую знает История».

Ну а Кшесинская продолжала жить в Кисловодске, наслаждаясь тишиной и покоем. Единственно, что удручало, так это отсутствие точной информации о том, что происходило в стране. Слухи, слухи, слухи…

Кшесинская так и писала:

«Когда до нас дошли известия о большевистском перевороте и в связи с этим о первых мерах, принятых ими, – конфискация банков, сейфов и всего имущества «буржуев», отобранного правительством, – мы поняли, что в один день мы все стали нищими».

Ну что ж, того и следовало ожидать. Стопроцентные демократы в лице уголовных элементов, совершивших переворот, настолько расшатали власть, что не могли сами удержаться. Радуясь грабежам на столичных улицах, улюлюкая ворам и бандитам, они полагали, что сами отсидятся за штыками солдат. Но тля разложения проникла всюду, куда только можно проникнуть.

По мере того как происходило разочарование властью Временного правительства, состоящего из ублюдков и питекантропов, всё больший авторитет завоёвывали те, кто всё твёрже говорил от имени народных масс – большевики.

Вот тут надо кое-что прояснить…

Часто смешиваются воедино несовместимые понятия. Ведь не большевики свергли царя и установили в России беспредел, а именно толстосумы, алчные эксплуататоры, подлинные тираны трудового народа руками своих слуг, бессовестных, подобно Керенскому. Я специально не заострила внимание на слова Керенского, приведённые в одной из цитат Кшесинской:

«Я вспомнила спектакль у него в доме и как он сказал мне: “Убейте кого-нибудь, я буду вас защищать, и вас оправдают”».

Тут налицо кичливость и беспринципность. Его не интересовала правда, не нужна справедливость. Разве что не договорил – за деньги оправдаю хоть чёрта.

Большевики же отобрали власть у мародёров и предателей интересов России.

В книге Фёдорова Маренкова «Государь и погань» приводятся очень интересные факты, касающиеся событий 1917 года.

Когда стало ясно, что большевистская партия начинает набирать силы и рано или поздно придёт к победе «меньше чем за 4 месяца, по данным Маренкова, компартия возросла до 240 тысяч человек». Маренков уточняет: «В Петрограде компартия с 2-х тысяч возросла до 41 тысячи. Таким путём малочисленная Российская социал-демократическая партия растворилась и стала микроскопической среди сборища алчущих людей, не разделяющих идеи коммунистов, а преследующих свои корыстные интересы».

Одним словом, бесы просто-напросто замаскировались под сторонников большевиков, а потому после беспредела уголовного Временного правительства уголовщина продолжилась и в первые годы после большевистской революции, причём её записали на большевиков, как и вообще свержение самодержавия.

Получилось, что те, кто поверил большевикам и пошёл за них, снова были обмануты. И долгое время потребовалось на то, чтобы вычистить из партии тех, кто, к примеру, зверски уничтожил наиболее выдающихся героев Гражданской войны – командарма Миронова, начдива Чапаева, Щорса… Список велик…

Словом, расцветала демократия, истинная демократия, неповторимая в своей дикости и жестокости.

Спокойная жизнь в Кисловодске успокоила настолько, что было уже не до забот о безопасности. Кто-то переживал об утраченном имуществе, о потерянном положении в обществе, о столичной жизни. Матильда Кшесинская переживала о людях, с которыми была потеряна связь.

Не забывалась первая любовь, любовь, которую не могли перебить все другие увлечения. Она не столько переживала за окончательно утраченный дом, за имущество, даже за деньги, хотя куда уж денешься без денег. Она переживала, что не сможет «получить обратно самое дорогое… письма Ники и его последнюю карточку…»

Уезжая из столицы, она считала, что брать всё это с собою рискованно и гораздо надёжнее оставить у своей преданной подруги, которую, как казалось, не будут обыскивать и грабить, поскольку она вдова погибшего в годы войны офицера-артиллериста.

Интересны воспоминания Кшесинской о том непонятном и страшном для неё и её близких времени, о котором написано много, но написано с иных позиций. Обычно в мемуарах, документальных и художественных произведениях раскрываются иные темы, освещаются иные события, которые кажутся главными для авторов. А как жили те, кто вынужден был покинуть обе столицы в первую очередь, да и другие города, с которых началось «победное шествие советской власти».

Она писала в мемуарах:

«Волна большевизма, захватывая всё новые и новые области, докатилась до Кисловодска лишь в начале 1918 года. До этого времени мы все жили сравнительно мирно и тихо, хотя и раньше бывали обыски и грабежи под всякими предлогами. У меня в Кисловодске оказалось немало друзей и знакомых, и мы постоянно собирались вместе то у одних, то у других к чаю, обеду или поиграть в карты, чтобы немного душу отвести. Сидеть одной дома было мучительно в такие тревожные времена. Ко всему этому местные власти от времени до времени объявляли нечто вроде осадного положения, что сводилось главным образом к запрещению выходить на улицу после 9 часов вечера и до восхода солнца. Волей-неволей приходилось сидеть до утра, чем мы и пользовались, чтобы не расходиться слишком рано.