Отдых в Австрии получался такой же безумный и испорченный, как и все предыдущие годы. Вообще-то они собирались лететь в Штаты, во Флориду, где ровно год назад Виталик сломал руку и покалечил несколько человек в результате пьяной аварии на квадроцикле. Виталик обожал Флориду, но именно после того Рождества он впервые испытал настоящее чувство вины по отношению к жене, которая была на девятом месяце (рожать должны были в Америке), ей было очень тяжело там, а он сорвался и пил не просыхая всю неделю, путался с какими-то девками, а когда пришел в себя — сидя на полу в номере, безудержно блюя, без портмоне, где были все карточки, паспорт, новый ультраплоский гаджет с сенсорным экраном и некоторая сумма наличными, в объятиях рыдающей беременной жены, — понял: что-то не так. На родах он был собранный, немного торжественный, заметно притихший и даже чуть не расплакался, когда чернокожая врачиха сунула ему в руки крошечного, почти фиолетового пацана, неожиданно теплого и сплошь покрытого шелковистым тонким пухом.

Летом они ездили в Италию, причем не на море, а в горы. Там, на берегах чистейшего, избегаемого русскими туристами и шумными тусовщиками высокогорного озера Гарда должны были получиться идеальные каникулы, но на деле оказался тихий ужас. Виталик выдержал там ровно день, потом, сославшись на какие-то дела, уехал. Как оказалось — в Рим, Неаполь, Салерно и так дальше. Взял самый мощный из доступных в прокате автомобиль-кабриолет и, упиваясь жизнью, радуясь, как мальчишка, поехал кататься по Италии, полный уверенности, что жена с грудным сыном и приболевшей дочкой отлично справится и без него. Маша почему-то очень обиделась и не разговаривала с ним оставшиеся три дня отпуска и всю дорогу обратно. Принять окончательное решение ей было трудно, потому что по выходным он таскался с дочкой по всяким «Дывосвитам» и прочим детским развлекательным центрам, стрелял с ней из лазерных пистолетов, пел в караоке, танцевал на специальных автоматах с разноцветными кружочками, наступать на которые нужно в особом порядке и под музыку, скакал, визжа и кувыркаясь, на батуте, покорял лазательную стену с пенечками-выступами, объедался мороженым и обожал «Макдоналдс» и «Мак-Драйв», попкорн и мультики в кинотеатре. И получался какой-то диссонанс — лопающаяся от любви и эмоций, подпрыгивающая, обнимающаяся с горящими глазами Лизка и обиженная, немногословная, резковатая Маша, раздраженно пожимающая плечами, скидывая мужнюю руку. Виталик не мог усидеть на месте, да и Маша, в общем-то, тоже не могла и понимала его, и любила, придурка, возможно, больше, чем собственных детей, но все время все что-то шло не так, хотя, если рассказывать знакомым, те только глотали слюнки от зависти — роды в Америке (они там прожили три года, Виталик работал по контракту, Лизка научилась сносно болтать, читает английские книжки), абсолютная финансовая независимость — муж деньги приносит пачками, у Маши есть своя отдельная карточка — на хозяйственные нужды, а Виталик еще несколько раз в год дарит дорогие подарки — золото, которое она не носит, после того ужасного лета купил ей новую машину — черную «RAV 4», плюс, когда приходят гости (жили они в частном доме сразу за Киевом), Виталик развлекает всех так, что народ просто давится от смеха, очаровывает приведенных детей до состояния эйфорического возбуждения — лазит с ними под стол, производит волшебные смеси с применением соды и зеленки, устраивает конкурсы на самое быстрое обматывание туалетной бумагой и так далее. Все смотрели на них и вздыхали от зависти и умиления.

Перед этой поездкой Маша решилась на ультиматум. Она показала мужу заполненное заявление о разводе, сказала, что если что-то пойдет не так, то забирает детей и переезжает к маме в двухкомнатную квартирку в отдаленном от центра микрорайоне. Виталик наобещал кучу всего и до сих пор держался нормально.

Приезд Вадика с компанией оказался как нельзя кстати, потому что уже на третий день рождественских каникул Виталик был готов взвыть от тоски. Кататься одному было вроде интересно, скорость заводила, к тому же тут были отличные трассы, в том числе и черная сертифицированная FIS. Но нужно было после каждого спуска меняться с Машкой, которую скорость заводила не меньше, и по двадцать минут гулять по крошечному поселку с коляской, из которой то и дело доносились отчаянные вопли. Маша прибегала распаренная, румяная, громко сопящая, снимала маску, бросала лыжи и вынимала сына, тяжело взваливая на руки, так что он — в комбинезоне с капюшоном — заслонял всю верхнюю половину ее туловища. Виталик периодически мухлевал и вместо одного спуска совершал два, а то и три. Машка злилась, и, когда приходила после своего спуска, грубо швыряла в него ски-пассом, отходя с ребенком как можно дальше.

С Вадиком спуски стали веселее. Из-за новых ботинок у Вадика неожиданно проснулся голос старой травмы, и он предпочитал передохнуть после каждого спуска возле коляски вместе с Виталиком, пока каталась Маша. Вечерами компания Вадика и Славика собиралась теперь впятером — вместе с Виталиком. Маша оставалась в номере с детьми и злилась, но договор был вроде и не нарушен: ведь муж, по большому счету, вел себя сносно, за пределы гостиницы не уходил.

В одно пронзительно-солнечное утро в очереди на подъемник к Маше подошел Слава, с которым они до сих пор только переглядывались. Комплекцией и лицом он слегка напоминал Виталика, но был явно поспокойнее, типичный интроверт. Катался он очень уверенно и сразу указал Маше на некоторые ее технические промашки, к исправлению которых она приступила с энтузиазмом и благодарностью. На колясочном карауле ее неожиданно сменил Вадик, который, увидев их, приближающихся на почтительном расстоянии друг от друга и аж светящихся от предвкушения чего-то, никак не связанного с лыжным спортом, сказал, что нога совсем не годится, и он, пожалуй, еще посидит. Малыш как раз заснул, и Маша, посомневавшись, пошла со Славой на подъемник. Виталик двинулся следом, чуть отставая, с недоумением глядя на их спины.

Возмездие пришло на следующий день. Они ужинали все вместе за одним столом, и Маша сидела рядом со Славой и смеялась так заливисто, что Виталика вдруг осенило, что он уже почти забыл, как звучит ее смех. Виталик, конечно, задержался в баре, хотя Маша попросила его побыть с детьми, пока она посидит там с ребятами, впервые за весь отпуск. Виталик сказал, что нечего показывать дочери пример, как становиться неверной женой, коротко хохотнул и, накинув на плечо куртку, поскакал вниз. Маша успела запустить в закрывающуюся дверь его лыжной маской и прошипеть: «Урррод». Лизка смотрела на нее с явным осуждением.

— Мама, почему ты всегда кричишь на папу?

Маша закрыла глаза и принялась считать до десяти, как всегда делала в подобных случаях. На следующий день Виталик куда-то уехал вместе с Вадиком, решившим на время завязать с лыжами из-за больной ноги. Славка знал все про ногу и испытывал смешанные чувства: ему было жаль Вадикова времени и драгоценного отпуска, он ведь любил лыжи и уставал на работе, выходило, он приносил эту жертву ради игры, и все само складывалось так, что Славке нужно действовать, а все, что касалось заранее оплаченных действий, Славку напрягало.

Катались они теперь, сменяя друг друга втроем — Вадик, Славка и Маша. Куда уехал Виталик, никто не знал, телефон он, как обычно в таких случаях, выключил.