– Гораздо. – Спархок подхватил ее на руки ипоспешил к городу, широко шагая длинными ногами. Он сосредоточился на ходьбе –это помогало ему не думать.

– Они вошли в город, свернули с главной улицы иостановились перед большим двухэтажным зданием.

– Это здесь, – сказала Афраэль. – Войдем иподнимемся по лестнице. Я сделаю так, что трактирщик нас не увидит.

Спархок рывком распахнул дверь, пересек зал на первом этажеи поднялся по лестнице.

Когда они вошли, Ксанетия, окутанная сиянием, бережнообнимала Сефрению. Женщины расположились на узкой кровати в небольшой комнате,стены которой были сложены из грубо отесанных бревен. Это была одна из техуютных чистеньких комнат, какие можно отыскать по всему миру, в любойгостинице, расположенной в горах. Здесь были изразцовая печь, пара кресел, и укаждой кровати стоял ночной столик. Две свечи бросали золотистый свет на женщинна постели. Одеяние Сефрении спереди было залито кровью, и ее бледное лицоподернула предсмертная серость. Спархок взглянул на него – и его охватилажгучая ярость.

– За это я причиню Заласте боль! – прорычал онпо-тролличьи.

Афраэль озадаченно посмотрела на него, затем тоже заговорилана гортанном наречии троллей.

– Твоя мысль хорошая, Анакха, – свирепосогласилась она. – Причини ему много боли. – Душераздирающие звукислова, которым в языке троллей обозначалась «боль», отчего-то лучше всеговыражали их состояние.

– Впрочем, его сердце все равно принадлежит мне, –добавила Афраэль и повернулась к Ксанетии. – Есть какие-нибудьперемены? – спросила она уже по-тамульски.

– Ни малейших, о Божественная, – безмерно усталымголосом ответила дэльфийка. – Я отдаю дорогой нашей сестре собственнуюсилу, дабы поддержать ее существование, однако же сила моя почти исчерпалась.Скоро умрет она, а вслед за нею и я.

– Нет, милая Ксанетия, – с силой сказалаАфраэль, – этого я не допущу. Однако же не страшись. Здесь Анакха, и принем Беллиом, который спасет вас обеих.

– Но сие недопустимо! – воскликнулаКсанетия. – Сие подвергнет опасности жизнь королевы Эланы! Уж лучше пустьумрем мы обе, я и моя сестра.

– Не надо самопожертвований, Ксанетия, – едкобросила Афраэль. – У меня от таких слов зубы ноют. Поговори с Беллиомом,Спархок. Узнай, как мы должны все проделать.

– Голубая Роза, – позвал Спархок, касаясь пальцамишкатулки, скрытой под матросской робой.

«Я внемлю тебе, Анакха», – голос Беллиома прозвучал вего сознании едва слышным шепотом.

«Мы прибыли туда, где лежит смертельно раненная Сефрения».

«Хорошо».

«Что делать нам теперь? Молю тебя, Голубая Роза, неподвергай еще большей опасности мою подругу».

«Мольба твоя недостойна, Анакха, ибо говорит она онедостатке веры. Начнем же. Преклони свою волю передо мною. Твоими устамидолжен я говорить с анарой Ксанетией».

Странная, отрешенная апатия нахлынула на Спархока, и онощутил, как его сознание непостижимым образом отделяется от тела.

– Внемли мне, Ксанетия. – Странно изменившийсяголос тем не менее принадлежал Спархоку, однако он не ощущал, что говорит.

– Со всем вниманием, Творец Миров, – изможденнымголосом отозвалась Ксанетия.

– Пусть Богиня-Дитя поддержит свою сестру. Мнепонадобятся твои руки.

Афраэль проскользнула на кровать и бережно приняла Сефрениюиз рук Ксанетии.

– Возьми шкатулку, Анакха, – приказалБеллиом, – и передай ее анаре Ксанетии.

Спархок неловкими дергающимися движениями высвободилшкатулку из-под рубахи и стянул через голову кожаный ремешок.

– Собери вокруг себя всю умиротворенность, что вложилов тебя проклятие Эдемуса, Ксанетия, – продолжал Беллиом, – и заключишкатулку – и суть мою – в свои руки, дабы твой покой снизошел на то, что будетв твоих руках.

Ксанетия кивнула и, протянув сияющие руки, взяла шкатулку уСпархока.

– Очень хорошо. Теперь заключи Богиню-Дитя в своиобъятия. Обними ее и передай ей меня.

Ксанетия обхватила руками разом Афраэль и Сефрению.

– Превосходно. Разум твой быстр, Ксанетия. Так дажелучше. Афраэль, открой шкатулку и возьми меня. – Беллиом помолчал. –Без шуток, – предостерег он Богиню-Дитя, не прибегая на сей раз кархаичной речи. – Не пытайся уловить меня своими хитростями и нежнымикасаниями.

– Не говори глупостей, Творец Миров.

– Ведома ты мне, Афраэль, и ведомо мне, что ты кудаопаснее, нежели был Азеш и есть Киргон. Устремим же все свои силы на то, чтобыисцелить сестру твою.

Богиня-Дитя открыла шкатулку и вынула сияющую СапфирнуюРозу. Спархок с изумлением заметил, что слепяще-белое свечение Ксанетии обрелоголубоватый оттенок, смешавшись с сиянием Беллиома.

– Приложи меня, подобно целительному снадобью, к ране,дабы мог я исправить вред, причиненный Заластой.

Спархок был солдатом и хорошо разбирался в ранах. Онпохолодел, увидев глубокую кровоточащую рану под левой грудью Сефрении.

Афраэль бережно приложила к ране Беллиом.

Голубое свечение окутало Сефрению. Она приподняла голову.

– Нет, – слабым голосом проговорила она, пытаясьоттолкнуть руку Афраэли.

Спархок поспешно взял ее руки в свои.

– Не тревожься, матушка, – сказал он мягко, –мы обо всем позаботились.

Рана в груди Сефрении сомкнулась, оставив уродливый багровыйшрам. Затем, у них на глазах, под воздействием Сапфирной Розы шрам стянулся втонкую белую ниточку, которая все бледнела и бледнела и в конце концов исчезла.

Сефрения зашлась в кашле – булькающем, клокочущем кашле,какой бывает обычно у спасенных из воды людей.

– Передай мне вон тот таз, Спархок, – приказалаАфраэль. – Ей нужно очистить от крови легкие.

Спархок взял с ночного столика большой неглубокий таз ипротянул ей.

– Вот, – добавила она, – забери это. –Она вернула Спархоку уже закрытую шкатулку, взяла таз и подставила его подподбородок Сефрении.

– Вот и хорошо, – ободряюще приговаривала она,когда маленькая женщина начала с надрывом выкашливать сгустки свернувшейсякрови. – Избавься от нее, так и надо.

Спархок отвел глаза. Процедура была не из приятных.