Генеральные Штаты также договорились признать принца Оранского штатгальтером тех частей Голландии и Зеландии, которые в настоящее время находились под его властью; но приостановили его полномочия в Утрехте и тех частях Голландии, где его власть в этот момент не признавалась (в том числе в Харлеме и Амстердаме), пока Штаты не уладят религиозный вопрос с соответствующими городскими советами. Провинции также договорились объединить свои валюты в интересах монетарной стабильности, разрушить памятники и надписи, установленные Альбой, и разделить между собой, на основе согласованной квоты, расходы на оборону Нидерландов в целом. В Голландии, как и в другие решающие моменты на раннем этапе Восстания, городские советы, чтобы обеспечить общественный порядок, в котором они нуждались, обсудили условия Умиротворения с городскими ополчениями, прежде чем ратифицировать соглашение.

Южные провинции и Генеральные Штаты теперь, в свою очередь, присоединились к восстанию наравне с Голландией и Зеландией против испанской Короны. Но тем не менее между двумя повстанческими движениями существовал огромный разрыв. Первое сожгло все мосты, связывавшее его с Филиппом; второе, центром которого был частично Брабант и частично Фландрия, официально на данный момент оставалось католическим и оставляло свободу рук для скорейшего примирения. Генеральные Штаты в Брюсселе были готовы признать нового генерал-губернатора, назначенного Филиппом II, дона Хуана Австрийского[64], при условии, что он выведет из страны испанские войска, поклянется соблюдать Гентское Умиротворение и согласится управлять вместе с Генеральными Штатами. Дон Хуан Австрийский, не имевший в своем распоряжении ни денег, ни солдат, чтобы действовать иначе, подписал так называемый «Вечный эдикт» с Генеральными Штатами в феврале 1577 г. Но Голландия и Зеландия, поощряемые Оранским, отказались принимать участие в этом соглашении, так как оно не давало никаких гарантий для реформатской Церкви и должно было лишить Голландию и Зеландию всякого контроля над военной сферой. В то же самое время в самих южных провинциях усилилась внутренняя напряженность между соперничающими политическими и общественными группировками. Оранский, который по-прежнему находился в Голландии, но имел сторонников и представителей в Брюсселе, стремился придать восстанию на юге более радикальную форму, заключив союз с основной группировкой, выражавшей мнения бюргеров, куда входили также цеха и ополчения, против знати и патрициата, которые, в большинстве своем, сопротивлялись главенству и политике Оранского и в религиозном отношении находились на твердых католических позициях. Испанские войска ушли из Нидерландов в апреле.

После этого началась трехсторонняя борьба между доном Хуаном Австрийским, стремившимся восстановить королевскую власть и свести к минимуму власть Штатов, Генеральными Штатами, в которых доминировали дворяне и патрициат и которые пытались прийти к соглашению с королем и поддержать католическую Церковь при условии, что Филипп сделает некоторые политические уступки и будет держать испанскую армию за пределами Нидерландов, — и Оранским, Голландией и южанами-радикалами, не собиравшимися останавливаться на достигнутом. В Гертрёйденберге были устроены трехсторонние переговоры, но вскоре они закончились провалом, так как стало очевидно, что Голландия и Зеландия никогда не откажутся от свободного отправления обрядов реформатской веры на своих территориях, не уступят новые полномочия своих Штатов и даже не признают дона Хуана генерал-губернатором. Видя, что его власть становится все более слабой, и разочарованный растущим расколом между умеренными и радикалами на юге, дон Хуан в июле разорвал отношения с Генеральными Штатами, бежал из Брюсселя и учредил свою новую штаб-квартиру в Намюре, вскоре после этого отозвав туда испанские войска. Разрыв отношений между доном Хуаном и Генеральными Штатами сразу же привел к сближению между Генеральными штатами и Штатами Голландии и Зеландии. Южные провинции (за исключением Намюра и Люксембурга) отныне не имели другой альтернативы, кроме как бороться рука об руку с протестантами против короля. В сентябре Вильгельм Молчаливый, на тот момент в согласии с Генеральными Штатами, с триумфом вступил в Брюссель.

С сентября 1577 г. и до лета 1583 г. Вильгельм Молчаливый оставался в Брабанте, вначале в Брюсселе, а затем в Антверпене, пытаясь поставить Восстание на юге на более прочную основу в сотрудничестве с Голландией. Принц стремился преодолеть партикуляризм провинций и обеспечить их единство в рамках Восстания. Но нельзя сказать, что он предпринял какие-либо эффективные меры, направленные на вовлечение Голландии и Зеландии в эту новую политическую структуру, которую он пытался создать на юге. Напротив, Вильгельм с момента своего приезда в Брюссель просто признал фундаментальную двойственность власти и политических структур в Нидерландах, безоговорочно отвергнув предложение Генеральных Штатов о том, что в Голландии и Зеландии снова должно воцариться веротерпимое отношение к публичному отправлению католической религии. Вильгельм Молчаливый, со своими владениями и семейными традициями во многих частях Нидерландов, но особенно в Брабанте, был сильно заинтересован в противодействии сепаратизму севера и юга. Но в условиях существовавших политических структур он так и не смог даже подступиться к решению этой задачи; и, в действительности, у него не было и средств для этого. В этом смысле Восстание было основано на подспудной дихотомии, которая оставалась неизменным и неустранимым противоречием, и должна была привести к тому, что пути дальнейшего развития северных и южных Нидерландов стали все больше расходиться. Когда Вильгельм впоследствии всемерно сопротивлялся запрещению католического богослужения гентскими кальвинистами, то они небезосновательно обвиняли принца в том, что он проводит одну политическую линию на севере, и совершенно иную — на юге. Вильгельм осуждал растущую с 1577 г. тенденцию, что Голландия и Зеландия идут своим собственным путем в фискальных и военных вопросах и проявляют мало уважения к Генеральным Штатам в Антверпене. Но он ничего не мог сделать, чтобы изменить сложившуюся ситуацию.

Таким образом, хотя их участники отныне действовали более сплоченно и вместе сражались против испанской власти, в Нидерландах тем не менее протекали две несовместимых революции, боровшиеся между собой за то, кто одержит верх. Действительно, на низовом уровне раскол между двумя группировками скорее расширялся, чем сужался, несмотря на неустанные усилия Оранского сохранить некоторую видимость единства. Это была борьба идеологий больше в политическом, чем в религиозном смысле: в своей основе это была борьба за местную гегемонию между враждующими элитами, усугублявшаяся тем фактом, что дворяне, стоявшие у кормила новой антигабсбургской революции, центром которой стал Брюссель, раньше в большинстве своем сражались за королевский режим против мятежников с 1566–68 гг., и, в некоторых случаях, были заклятыми врагами Оранской династии. Самым одаренным военачальником среди нидерландского дворянства, который поддерживал власть Генеральных Штатов в Брюсселе, на то время был Жиль де Берлемонт, барон де Хиргес[65], который занимал должность королевского штатгальтера Голландии, Зеландии и Утрехта, сменив Боссю, с 1574 г. (смотри таблицу 9), а впоследствии — также штатгальтера Гелдерланда и Оверэйссела. Фактически, Хиргес теперь участвовал в восстании против короля наряду с Оранским. Но, кроме того, что он помог взять Валансьен в 1567 г., сыграв выдающуюся роль под началом герцога Альбы в разгроме армии мятежников при Йеммингене в 1568 г., отличился на стороне роялистов при осаде Харлема и в битве при Моке (в которой погибли братья Вильгельма Молчаливого), именно он нес ответственность за разграбление Аудеватера, которое произошло от имени короля в июле 1575 г. Он был также одним из тех людей, которые особенно стремились восстановить королевскую власть, достигнув соглашения с доном Хуаном.