Накануне первого занятия она от волнения не спала всю ночь. Ее лучшая подруга Дина решила к ней присоединиться, и они явились на место сбора, в барак на улице Хавацелет, одетые в хаки. Рахелика поискала глазами друзей из гимназии, но не увидела. Она подошла к группе девушек во дворе и спросила:

– Не знаете, где новый подготовительный курс?

Одна из девушек посмотрела на нее свысока:

– На подготовительных курсах нет места для сефардок. Иди отсюда!

Рахелику, обычно спокойную, охватил гнев. Кровь бросилась ей в голову, и она с размаху ударила обидчицу по лицу.

– Никто и ниоткуда не может меня выгнать! Я шестое поколение в стране, а эта ашкеназка пять минут назад сошла с корабля…

История о том, как Рахелика врезала девушке, широко разнеслась вокруг.

Подготовительный курс Рахелика окончила с отличием. В конце курса должен был состояться поход на гору Тавор, но она даже не спросила у отца разрешения в нем участвовать – знала, что это бесполезно, поэтому предпочла в последнюю минуту сообщить, что из-за болезни матери пойти не сможет.

Когда ребята вернулись из похода, переполненные впечатлениями и переживаниями, она почувствовала укол в сердце и впервые в жизни пожалела, что хотя бы немножко не похожа на Луну. Она не сомневалась: Луна не уступила бы. Если бы Луне не разрешили пойти в поход, она пошла бы без разрешения. А вот она ни при каких обстоятельствах не способна ослушаться отца и тем более манипулировать им, как это не раз делала Луна.

Окончив курс, Рахелика стала инструктором у «оленят» – воспитанников младшей группы отряда, ровесников Бекки. Однажды, когда она учила их вязать узлы, прогремел еще один взрыв – к ужасу Рахелики, со стороны городского сада, в районе их дома. Несколько минут спустя англичане объявили комендантский час, и она застряла со своими воспитанниками в отделении на улице Хавацелет.

– Я должна попасть домой, родители умрут от волнения, – сказала она командиру отделения.

– Никто никуда не идет, комендантский час! – отчеканил тот.

Но при всем уважении к командиру, тревога за родных оказалась сильнее. Прошел слух, что «Лехи» взорвал офицерский клуб на первом этаже дома Хальбрайха, а это рядом с их домом. Улучив минуту, когда на нее никто не обращал внимания, Рахелика выскользнула через задние ворота и побежала вверх по улице Бен-Иегуда. И тут вокруг началась стрельба. Она вбежала в какой-то дом и отчаянно заколотила в дверь одной из квартир, но никто ей не открыл. Дрожа от страха, она спряталась за лестничными перилами на первом этаже. Внезапно в подъезд вошли британские полицейские, и один из них спросил, что она здесь делает. Она пролепетала, что как раз шла домой, когда начался комендантский час.

– Где ты живешь? – спросил офицер.

Она показала пальцем в сторону городского сада.

– Ни шагу отсюда! – приказал тот.

Когда британцы ушли, она выждала несколько минут и вышла следом. Окольными путями добралась она до дома Хальбрайха. Издалека Рахелика увидела, что здание окружено британскими полицейскими и военными, вокруг выставлены заграждения. Она поняла: нет ни малейшего шанса, что ей удастся пройти. Тогда она повернула обратно и побежала в сторону Охель-Моше. Арабский полицейский, проходивший по улице, заметил ее и начал стрелять. Она мчалась от него, словно охваченная амоком, задыхаясь, добежала до дома дяди Шмуэля и застучала в дверь. Никто ей не открыл. Тогда она стала стучать и кричать:

– Дядя Шмуэль, это я, Рахелика!

Только тогда дверь открылась. Шмуэль схватил ее в охапку и быстро втащил в дом.

– Что ты делаешь на улице, сейчас же комендантский час? – испуганно спросил он.

– Я была у скаутов, когда взорвалась бомба, это со стороны нашего дома, я волновалась за своих.

– Мы слышали по радио, – кивнул Шмуэль. – Мы тоже волновались за твоего папу и за семью. Но если англичане тебя поймают, то посадят в кутузку. Оставайся здесь, пока не закончится комендантский час, а потом пойдешь.

Всю ночь слышались выстрелы и крики полицейских – на английском и на арабском. Наутро комендантский час был снят, и Рахелика заспешила домой.

– Ох, чтоб ты была здорова! – бросилась Роза ей на шею. – Ты из нас всю душу вынула, до сердечного припадка довела!

Габриэль прижал Рахелику к груди и сказал тихо и деловито:

– Со скаутами покончено. В такие времена ты не будешь выходить из дому. Мы должны знать, где ты находишься.

Страх перед реакцией отца парализовал Рахелику, и хотя она понимала, что не выполнит его наказа, но смолчала, а он принял ее молчание за согласие. Она даже не пыталась отрицать, что была у скаутов. Когда после взрыва она не вернулась домой, Луна наверняка рассказала родителям об ее участии в скаутском движении.

Рахелика поискала глазами сестру и не нашла.

– Где Луна? – спросила она у матери.

– Пошла в «Закс и сын». Боится пропустить хоть минутку своей работы, – ответила Роза.

– Ладно, я иду в лавку, – сказал Габриэль. – Пойдем, Бекки, отвезу тебя в школу. А ты, – повернулся он к Рахелике, – не смей выходить из дому, даже в школу. Сиди дома.

– Но, папа, я же пропущу занятия!

– Надо было думать об этом раньше, а не идти в скауты без разрешения.

– Прости, папа, но я знала, что ты не разрешишь, а я должна участвовать в борьбе. Все у нас в гимназии или в скаутах, или в «Хагане». Ты же всегда говорил, что ты за «Хагану».

– Да, я за «Хагану». Но я не хочу, чтобы моя дочь без разрешения участвовала в действиях «Хаганы». Я не хочу, чтобы моя дочь бессовестно мне врала!

– Но, папа, я не пошла в «Хагану», я пошла в скауты!

– Это одно и то же.

– Ну пожалуйста, папа, ты не можешь запереть меня в дому!

– Не хочешь быть запертой в дому – идем со мной в лавку, будешь мне помогать, – Габриэль остановился в дверях.

Рахелика не понимала, всерьез ли он это говорит, и не сдвинулась с места.

– Ну? Ты идешь? Или остаешься?

Она молча направилась к двери и вышла вслед за отцом.

С этого дня она уже не возвращалась ни к скаутам, ни в гимназию. Она начала работать с Габриэлем в лавке и сделалась его правой рукой.

Между двумя и четырьмя часами в их большом каменном доме воцарялась полная тишина, это было время послеобеденной сиесты. Впрочем, с тех пор как девочки подросли, а лавка оказалась далеко от дома, днем больше никто не спал. Габриэль уже не приходил домой обедать, как раньше, когда они жили в Охель-Моше. Теперь он обедал в «Рахму» на рынке или делил обед с Рахеликой, которой Роза давала с собой еду в судках. Когда Луна увидела, что отец больше не приходит домой на обед, она тоже перестала приходить.

В четыре часа пополудни, с точностью швейцарских часов, лифт в доме пробуждался к жизни, и тогда Бекки сообщала Розе: