не забрала ее с собой, хоть и было что-то особенное в тот момент, когда они только познакомились. Красивая особа, говорившая с явным испанским акцентом, сияла среди всех роз публичного дома. Она блестела подобно начищенной золотой пряжке. И весь мир вокруг нее горел и мерцал переливами.

Пышущая свежестью, еще не запятнанная и не познавшая тяжесть сапога надменности некоторых мужчин, она была отчаянно прекрасна: нежное загорелое тело, темные волосы и небольшие ямочки на ягодицах – вся ее сияющая чувственность. На нее хотелось просто смотреть, то и дело прикладываясь к бутылке.

– Dios! Vas а callarte?[22] – раздраженно выплевывает Моргана, за что получает очередной удар, но уже ладонью по щеке. Пощечина не грубая, но ощутимо хлесткая.

Капитан отшатывается назад, растерянно хлопает глазами. Годы, видимо, научили даму стоять на своем и отбивать себя из рук неугодных.

– Ты можешь не бить меня по лицу, а?!

– И не подумаю! El dumbass mas grande en el mundo![23]

Аделина неприлично много ругается на испанском. Когда она злится, то кончик ее ровного носа немного подрагивает, густые брови то и дело изгибаются, а грудь, подхваченная и приподнятая корсажем, вздымается от каждого выпаленного слова. Моргана не может не улыбаться. Одно удовольствие смотреть на вспыльчивую испанку, недовольную тем, как с ней поступили.

– Может, просто поговорим? Аделина, нам нечего с тобой делить, дорогая, – Моргана протягивает руку, но не для примирительного пожатия, а чтобы получить обратно свой кошелек. И, надув губы бантиком, куртизанка бросает расшитый золочеными нитями мешочек ей на ладонь.

– Как ты могла со мной так поступить? Я верила тебе! А ты…

– А я сбежала, потому что не хотела связывать свою жизнь с… – О’Райли подумывает назвать Аделину шлюхой, но слово так и не срывается с языка.

Каждый зарабатывает на жизнь, как может. И если она сама не опустилась до такого, все равно не ей осуждать Аделину за выбор. Тоже нужно обладать особым желанием жить, чтобы не сгинуть в такой неблагодарной профессии.

– Послушай, как я могла взять женщину на корабль, когда мое положение и так было там шатким? Просто подумай, нас бы вдвоем, в лучшем случае, высадили на пустом острове. А так просто заставили бы пройтись по доске. Не слишком-то хотелось умирать ни за что.

Пухлая нижняя губа Аделины подрагивает. Оскорбленная куртизанка порывается уйти, но О’Райли хватает ее за локоть, соскальзывает на запястье. Тонкие перчатки нелепо выглядят на крупных ладонях. Дань европейской моде. Плохая дань. Неуместная для города воров и проституток.

– Если бы я все еще обижалась, давно бы сказала все, что думалось о тебе эти годы, Кайджел, – Аделина выдыхает. – Ну, так каковы причины, что капитан остановился в этой гавани? Что за ветер принес тебя в Нассау? Соврешь, как это обычно с тобой и бывает?

Моргана прикусывает кончик языка. Она ничем не обязана Аделине, чтобы говорить правду, но и лгать не хочется. Прозорливая куртизанка все равно догадается. Невиданное чувство вины больно кусает изнутри. Она так и не смогла окончательно вытравить в себе заложенное годами благородное воспитание. И ее матушка могла бы гордиться столь честной в общении с людьми дочерью, если бы, конечно, была жива.

Но сколько трудностей честность вызывает на пути.

– Моргана? – куртизанка потряхивает на мгновение забывшегося капитана.

О’Райли мотает головой:

– Все в порядке. У меня всего лишь есть некоторые дела в Нассау, связанные с одним заносчивым английским лордом, от которого я никак не могу избавиться.

Мысли о Кеннете, как о самой главной проблеме жизни, отрезвляют. Ее будто окунают каждый раз головой в ледяную воду после славного кутежа. Аделина жеманно улыбается. Самая слащавая улыбка, какая только может быть, и дарит она ее Моргане, прищурив медовые глаза.

– Английский лорд, говоришь? – голос Аделины сквозит заинтересованностью. – Давно в наших краях не было лордов. И сколько же денег у столь славного мужчины? Готов ли он лишиться хотя бы малой их части вечером?

Профессиональный интерес куртизанки Моргана воспринимает как личное оскорбление. Но ей обидно не то, что Аделина готова променять ее на лорда, а то, что она задает подобные вопросы ей. Хотя откуда охочей до денег куртизанке знать хоть что-то о тех чувствах, что вызывает Кеннет у О’Райли.

– Pardon, но смею полагать, что лорд слишком брезглив, чтобы провести время с кем-то из здешних дам и уединиться в уютной комнатке борделя. Он, полагаю, чурается всех возможных болезней, которые может подхватить, лишь прикоснувшись к вам.

Моргана не может быть до конца уверена, что это действительно так. Ведь юные годы Кеннета, скорее всего, прошли как типичные годы молодого английского выходца – в Ковент-Гардене, в том самом квартале, где общественные бани представляют собой не что иное, как прикрытый аккуратной и приличной вывеской публичный дом.

Но ей угодно смотреть на багровеющую от злости грудь Аделины. Куртизанка, морща нос, фыркает:

– Доктор проверяет нас каждые две недели. Госпожа Донна беспокоится о своих клиентах и девочках.

О госпоже Донне Моргана слышала немного. Лишь то, что эта средних лет женщина с выжженными на солнце белокурыми волосами, настолько жесткими, что при касании чувствуешь их как солому, держит самый дорогой и престижный публичный дом в Нассау. Если разговор о престижности имеет место. Ее девочки зарабатывают так много, что хозяйка давно озолотилась. Донну и грабят, и пытаются опорочить, но каждый зажиточный пират выбирает только ее дом.

И испанские награбленные деньги утекают все дальше и дальше от законной казны.

– Зато один капитан, знаешь, только недавно пришвартовавшийся, ищет, с кем бы провести вечер. У этого капитана несметное количество денег. И если вдруг тебе есть какое местечко посоветовать, то я с удовольствием приведу этого гостя туда.

Чтобы как-то смягчить распаляющуюся Аделину, Моргана целует ее руку чуть выше сгиба локтя. Вдыхает удушающий парфюм, смешавшийся с запахом пота, но не прекращает заискивающе поглядывать в глаза. И Аделина тает. Она опускает пушистые ресницы подобно самой нежной и изысканной леди, выхватывает веер у капитана и одним движением его раскладывает.

– Скажи этому капитану, что сегодня я освобождаюсь после… полуночи. И буду ждать его в «Будуаре аристократки». Передай, чтобы спросил Аделину. Я буду в… кремовом платье.

Глава 17. Встреча с губернатором

Ненависть к пиратам возникла у Кеннета давно. Намного раньше встречи с Морганой, хотя и она порядочно повлияла на то, что у него сложилось такое отношение ко всем джентльменам удачи. В юности, когда Кеннет только поступил на службу во флот, рванув прочь из родительского дома, он слабо представлял, какие опасности может таить в себе море, но твердо знал: служить короне – это благое дело, и, слушая рассказы сослуживцев, проникся ненавистью к тем, кто занимался нелегальным каперством.

Слушая, как в очередной