давным-давно. Шли по коридорам, проверяли отсек за отсеком. Попадали под огонь, умирали, но старались вырубить инфицированных, чтобы следующие за нами осроды связали их и перетащили в лазарет. Но корабль был слишком большой, чтобы зачистить его всемером, нам нужно было найти самих Думающих.

Очередную группу мы встретили на транспортном узле, где сходились лифтовые стволы и пути мини-поездов. Десяток инфицированных заняли все удобные позиции и подтащили тяжелое стрелковое оружие. Алекс попытался пойти напролом, требуя сдаться, был трижды убит и едва сумел отползти в коридор, через который мы пришли. Его бойцы перекрыли выход из коридора силовым щитом и стали ожидать приказа.

— Чего они хотят, а? — спросил меня Алекс. — Хоть какие-то мысли есть?

По щиту звонко постукивали пули — инфицированные вели беспокоящий огонь. Хорошо хоть ни одна сторона не пыталась использовать внутри линкора высокоэнергетическое оружие, последствия могли оказаться слишком серьёзны.

— Убить нас Думающие не могут, захватить сознание — тоже. По планете они не стреляют. Линкор не взрывают, — я помолчал. У меня, конечно, обычная человеческая голова с обычными мозгами, пусть и усиленными пептидными архивами памяти. Но складывать два плюс два я умею. — Алекс, как по мне — Думающий собрал нас вместе и тянет время.

— Так, — подбодрил меня Алекс.

— Если исходить из того, что мы узнали — из всех Обращённых только мы с тобой выделяемся. У нас с тобой могут быть потомки на…

— Земли нет!

— Алекс, что-то тут не так, — я помотал головой. — Если Земли нет, то и наша особенность никакой роли не играет.

— Какая особенность? — он пожал плечами. — Да пусть хоть каждый сперматозоид используют! Пусть на Земле тысячи наших потомков! Это ничего не меняет, ничего!

— Большая Четверка считает иначе… — я посмотрел на мерцающий щит. — Алекс, мне надо с ними поговорить. Думающие никогда не прибегали к таким методам.

— На нашей памяти. Но они ведь как-то заняли своё место в Четверке!

— У них нет шансов захватить линкор, и они это понимают. Им нужны мы с тобой. Я попробую…

Я подошёл к щиту и по нему застучало чаще. Крошечные пули из мягкого металла колотили в защитное поле и сплющенными блинчиками сыпались вниз. В воздухе запахло горячим металлом.

Что радовало — Думающие действительно берегли линкор и пытались избежать фатальных повреждений.

— Эй! — крикнул я, махая руками. — Я Никита Самойлов, Обращённый! Я хочу поговорить с Думающим!

Снова бодрый перестук.

— Разум порождает знание, знание порождает смыслы, смыслы порождают силу! — выкрикнул я первый постулат. — Знание — высшая сила во Вселенной!

Стрельба прекратилась. Думающий остановил своих марионеток.

— Знание должно быть доступным для каждого! — продолжил я вторым постулатом.

Потом раздался тонкий, не то женский, не то детский голос:

— Знание принадлежит разуму, который его создал!

Так я и знал, что Думающий не откажется от прямого диалога.

— Верно! — крикнул я. — Знание имеет цену. И я готов заплатить!

— У тебя нет достойной платы, Обращённый! — весело отозвался голос. — Что ты можешь предложить?

— Твою жизнь, Думающий!

— Это слишком малая плата!

— Свою жизнь?

— Ты ей давно не распоряжаешься!

— Новое знание? — предположил я.

— Назови!

Алекс рассмеялся за спиной:

— Бесполезно, Никита.

— Я знаю, кто всё это затеял! — крикнул я. — Кто и зачем!

Некоторое время было тихо.

— Это знание не ново для меня, Обращённый!

— Ещё как ново!

— Думаешь, тебя невозможно уничтожить? — неожиданно спросил голос.

— Не знаю!

— Хорошо, Никита Самойлов. Пусть лидер прикажет всем прекратить огонь. Мы тоже откажемся от активных действий. А ты приходи для переговоров.

— Перемирие? — уточнил я.

— Диалог. Если ты заплатишь цену за разговор, то останешься жив. Если нет — умрёшь.

Я посмотрел на Алекса.

— Он блефует, — тихо сказал Алекс. — Да сто процентов блефует… Но я бы не ходил.

— Почему? — так же тихо спросил я.

— А вдруг я ошибаюсь? Это же чёртов Думающий!

Я кивнул.

— Наверное. Но лучше разобраться раз и навсегда.

С усилием протиснувшись сквозь щит — он тормозил только скоростные объекты, я вышел из коридора в зал транспортного узла. Три остановленных поезда, из двух-трёх вагончиков каждый, застыли на своих рельсах. В центре зала гроздью висели на направляющих застопоренные лифты. Никого не было видно, обороняющиеся грамотно заняли позиции.

Я прошёл мимо поезда и услышал:

— Направо.

Свернув, я оказался прикрыт от коридора вагончиком. И увидел троих осродов. Двое взрослые, в форме десантников, с тяжелыми карабинами в руках. Один — совсем юный, лет пятнадцати-шестнадцати по человеческим меркам. Пол точно не разберёшь, но почему-то я решил, что это девушка.

Обычная кряжистая бородатая девушка-осрод со шпагой в руке.

— Ты смелый, — сказала девушка.

И пронзила мне сердце шпагой. Механизм взвыл, перемалывая мою плоть.

— Ты дура ненормальная? — спросил я, отступая на шаг. — Парламентера убивать?

— Надо было убедиться, что это именно ты, — невозмутимо сказала девушка, опуская шпагу.

У девушки, как и у десантников, из уголков глаз, ноздрей и ушей колыхались пучками тоненькие белесые гифы. Я понимал, что нити мицелия шевелятся от дыхания и движения воздуха вокруг, но выглядело это всё равно жутко, будто паразит пытался выбраться из тела.

— Зачем ты захватил детей? — спросил я. — Ты же знаешь, это вызывает наибольшее возмущение.

— Так получилось, — ответила девушка беззаботно. — Но я особенно тщательно берегу детские особи. Поговорим?

— Не с тобой. Только с Думающим.

— Мы сейчас одно и то же, — слегка удивилась девушка. — Какая разница, давай говорить!

Я покачал головой и ничего не ответил.

К моему удивлению, девчонка сдалась сразу.

— Хорошо, Никита Самойлов. Я подозреваю уловку с твоей стороны, но ты меня заинтересовал. Иди за мной.

Она повернулась и, больше не обращая на меня внимания, двинулась вдоль поезда. Я подмигнул инфицированным десантникам и пошёл следом.

Не люблю грибы. Ну, обычные-то люблю. Белые, если потушить в сметане, маслята жареные с луком, лисички с сыром. Суп из шампиньонов обожаю. Шиитаки, эринги, да мало ли…

А вот разумные грибы не люблю. И мне кажется, никто их не любит. Недаром с Думающими по своей воле никто старается дела не иметь.