– Дана, успокойся, – попросила я. – Давай просто подождем в машине.

– Я не могу, – сказала она и развернулась к Майку: – Отвезешь меня в Атланту за двадцать долларов?

– В Атланту?

– Да, – кивнула она. – Вот деньги, смотри.

– Ну нет, детка, – сказал парень. – Я не поеду в Атланту среди ночи. Я не трус, но моя жизнь стоит больше двадцати баксов.

И пошел прочь, к магазину. Лицо у Майка было словно с обложки журнала для подростков «Севентин», но, когда он шел прочь, шурша своими «Левайсами», в голове у меня играла песня о расставании Jack and Diane.

Подруга поспешила к телефонной будке и закрылась в ней. Она прикрыла рот ладонью, словно боялась, что я прочитаю по губам ее слова. Хотя это было невозможно, показалось, я слышу свое имя и «Роли». Я точно знаю, что она умоляла «скорее», потому что это слово Дана прокричала. Потом повесила трубку на рычаг – мягко, словно та сделана из сахарной ваты, а потом сделала несколько вдохов, до предела расширив грудную клетку, и улыбнулась, но лицо было точь-в-точь как у того арестанта.

– Я хочу поехать на вечеринку, – заявила она. – Так что попросила маму приехать за мной сюда и отвезти на озеро Ланьер.

– Ты вроде говорила, что у нее нет машины.

– У моей тети Уилли-Мэй есть. Они приедут вдвоем.

– Ну ладно, – согласилась я. – Давай просто подождем их в «Линкольне».

На часах «торпеды» горело девять пятнадцать. Если бы не прокол, мы бы уже входили в двери дома Маркуса в одинаковых топах и с таким видом, будто нас постоянно приглашают на тусовки. Две девушки с роскошными волосами. Маркус помешивал бы фиолетовый пунш и наливал его всем девушкам, кроме Рут Николь Элизабет: та потягивала бы только вишневую колу. Все было бы точно так же, как на его прошлогодней рождественской вечеринке, только без мигающих голубых гирлянд. Джамаль сидел бы в углу с таким видом, будто ему здесь не хочется быть, и пил бы спиртное из пластикового стакана, словно кофе. Он бы со мной поздоровался, качнул в мою сторону стаканом и сказал бы кому-нибудь, что я ему как младшая сестренка. В этот момент я терпеливо улыбнулась бы, поблагодарила Маркуса за пунш и подождала бы, пока Джамаль пьет, изучая его лицо и ожидая, что он хоть на миг, устыдившись, отведет взгляд.

На Рождество отец Рут Николь Элизабет ждал в своем «Вольво» ровно сорок пять минут, потом трижды посигналил, а иномарка издала три непривычных гудка. Маркус провожал девушку, пока остальные участницы вечеринки наблюдали за ними в окошки. Браслет в «елочку» поблескивал у Рут Николь Элизабет на запястье. Маркус распахнул перед ней дверь автомобиля, пожал руку ее отцу, вернулся в дом и начал настоящее гулянье. А Джамаль все пил и пил рождественский эгг-ног, пока я не перестала быть для него младшей сестренкой. «Ты все еще принимаешь противозачаточные?»

Да, да, да.

Час – это долго, когда приходится провести его в машине, даже если это хороший «Линкольн». Пришлось включить печку, потому что на улице было свежо, но очень скоро стало слишком жарко. Я открыла окно, и насекомые с жесткими спинками тут же заполонили машину и принялись ползать по нашим голым плечам.

– Это ужасно, – сказала Дана. – Катастрофа.

– Ничего страшного, – утешала я. – Уже в следующем году будешь в Массачусетсе ходить на настоящие студенческие вечеринки, а я все так же буду торчать здесь, жить с родителями и намыливать клиенткам головы.

– Пожалуйста, позвони папе и попроси, чтобы не приезжал, – уговаривала Дана. – Мама уже едет. Мы можем поехать с ней.

Я покачала головой.

– Ему надо забрать «Линкольн».

Дана открыла дверь и вышла на асфальт парковки. Было поздно, почти десять. Кассирша с самодельной химией прибиралась в магазинчике и поглядывала на часы.

– Скорее, папа, – шептала я еле слышно. – Скорее, Роли.

Дана снова зашла в магазин и заговорила с кассиршей, слишком сильно размахивая руками. Может, она сидела на наркоте. Дана была похожа на пинбольный автомат: вся состояла из энергии, огней и шума. Потом вышла из магазина по зигзагообразной траектории с серебристым ключом, прикрученным к деревянному кубику. Я наблюдала, как она зашла в телефонную будку, сняла трубку, а потом повесила на место, будто передумала.

Дана постучала мне в стекло кулаком, словно отбивая сообщение азбукой Морзе.

– Я в туалет. Если приедет папа, просто уезжай домой без меня. Мама скоро будет.

– Папа приедет только через пятнадцать-двадцать минут, – напомнила я. – Есть еще время.

– Хорошо. Но на всякий случай, если мама появится раньше, скажи ей, где я.

– Как я ее узнаю?

– Ее ни с кем не спутаешь.

Согласно часам на магнитоле, к тому моменту, как подъехал лимузин с папой и Роли, Дана проторчала в туалете двадцать две минуты. До моего звонка они были во дворе, подстригали кусты. На них были футболки в пятнах пота и мешковатые спортивные шорты, а пахло сигаретами и зелеными побегами.

– Мадам, – сказал дядя Роли, открывая дверь машины.

Я вышла, поглядывая на папу. Тот осматривал погнутый диск колеса, словно решал, стоит ли делать пациенту искусственное дыхание или уже поздно.

– Шорисс, Джеймс говорил, с тобой была подруга? Где она?

– Она начала психовать. Я не знаю, что с ней вдруг случилось.

– Как, говоришь, ее зовут, подругу твою?

– Дана, – ответила я.

Роли сложил губы в небольшой кружок и прищурился.

– А как она выглядит?

Теперь, после всех событий, кажется, что разгадка была на поверхности. Но в тот момент я сочла его поведение просто немного странным.

– Коричневая кожа, длинные волосы. Она заперлась в туалете и отказывается выходить.

– Пойду помогу Джеймсу с шиной, – сказал дядя.

Они присели на корточки возле крыла «Линкольна» и зашептались, точно гангстеры. Пока они так сидели, одетые как мальчишки, я подошла к двери туалета.

– Дана, – позвала я. – У тебя все нормально?

– Моя мама приехала?

– Нет, – ответила я, – папа и дядя здесь. Давай, выходи.

– Не могу, – сказала она.

– Ты в порядке?

– Просто уезжайте, хорошо? Мама едет. Пожалуйста, Шорисс, садись в машину с Джеймсом и Роли и уезжайте.

Через дверь я слышала ее плач. Это были глубокие, утробные рыдания – так плакала мама на похоронах бабушки Банни. Мама тогда легла на скамью в церкви и так сильно дергала ногой, что потеряла туфлю. Мы с Роли оползали все на карачках, но так ее и не нашли. Пока гроб с бабушкой опускали в могилу, мама стояла на черной земле в одних чулках.

Я побежала обратно к машине. Папа и Роли стояли, опершись о капот стреноженного «Линкольна», и курили «Кул».

– К-к-как там ситуация?

– Папа, с