class="p1">Возможно, он узнал, что эти люди придут.

Да, наверное, так и было. Чем больше Бет размышляла об этом, чем сильнее напрягала свой измученный жаждой и голодом разум, тем очевидней ей казалась эта версия. Он ведь не пришел, как обычно, чтобы надругаться над ней. Он ворвался в комнату, заломил ей руки за спину, связал скотчем, а потом залепил его полоской рот. Звук рвущейся липкой ленты подействовал на Бет угнетающе, словно ток пробежался по коже.

Потом он отпихнул ее в самый угол, как будто хотел лучше спрятать, шепнул на ухо «Сиди тихо!» и торопливо удалился, заперев за собой дверь. А минут через двадцать появились эти люди, так уверенно топающие наверху.

«Думай, Бет, думай!»

Почему он ее связал? Был не в духе? Чего-то опасался? Бет не научилась угадывать его настроение. Она знала ловко притворявшегося мужчину, который всегда садился в ресторане за ее столик – самоуверенного и откровенно заигрывавшего с ней, даже после того, как Бет попыталась его осадить. Она также знала мужчину, который приходил и насиловал ее – эту тупую, фыркавшую обезьяну, раба своих похотливых желаний. Он всегда приходил и уходил очень быстро.

А была еще и третья версия – мужчина, который опорожнял ее ночной горшок и наполнял ведро свежей водой в первые дни ее заточения. Тот, который оставлял ей хлеб. Этот мужчина давно не появлялся.

«Не забывай подкармливать зверей в зоопарке, дружище».

Бет засмеялась, но почти тут же одернула себя. Когда он впервые ее связал, Бет совершила ошибку, попытавшись высвободить руки. Напряженные усилия спровоцировали приступ кашля, от которого у нее заложило нос. С заклеенным ртом она чуть не задохнулась. Ей стоило последних крох самообладания, чтобы успокоить разум, а затем сердце и дыхание.

«Нет, не так», – сказала себе Бет.

«Я не собираюсь умереть вот так, сукин сын», – повторила она ему.

Она могла бы замычать, завыть, чтобы привлечь внимание тех мужчин наверху. Но это бы не сработало, Бет была уверена в этом. Она уже попыталась издать хоть какой-то звук ртом, залепленным скотчем. Звук получился жалким.

Похоже, пришло время сдаться.

Спасение так близко и так недостижимо далеко…

Но ведь он выглядел встревоженным? Разве нет? Да, именно обеспокоенность была заметна на его лице в его последний приход. Бет только сейчас это осознала. Те шаги наверху что-то значили. Они дали ей надежду.

Шаги и извлеченный ею костыль, который он не заметил.

Перед тем как заснуть, Бет спрятала свою находку у дальней стены – у той самой стены, к которой он отбросил ее, ворвавшись в темницу. И теперь Бет держала его в руке и из последних сил терла о него липкую ленту, связавшую ее запястья.

Глава 40

Следующие полчаса я запомнила смутно. Джуни, разбуженная шумом, спустилась по лестнице вниз. Нильсон выскочил из дома. Отец скрылся в своем кабинете, а я застыла, онемевшая. Джуни уселась перед телевизором и стала смотреть последний фильм по Си-Би-Эс.

Отец вскоре вышел из кабинета – в костюме. Он прошел на кухню, вытащил из холодильника клейкую запеканку и отправил ее в рот. Не знаю, почему он вообще продолжал возвращаться домой – этот человек, изображавший из себя хорошего отца и мужа, этот изменник и обманщик.

Он погладил по голове Джуни, сидевшую на диване, поцеловал в щеку меня, стоявшую рядом, и уже был на полпути к двери, когда я осознала, как мне плохо.

– Останься дома, – взмолилась я.

– Что? – На лице отца отобразилось изумление.

Он не заметил, что Джуни спустилась вниз с макияжем на лице, слегка размазанным, потому что нанесла его перед тем, как лечь спать. Он не справился о маме, которая уже месяц не выходила из дома. И не поинтересовался тем, каково было мне после гибели Морин, а теперь и исчезновения Бренды.

– Пожалуйста, – пробормотала я, удивившись нежданному всхлипу. Выпущенные на волю, слезы потекли по щекам горячими струйками. – Пожалуйста, не оставляй нас сейчас. – Меня уже не волновало то, что отец был не тем человеком, которым я его считала.

Я понимала только одно: если он уйдет, я умру.

Отец уже собирался подхватить свой дипломат, но вместо этого поспешил ко мне, притянул к себе и крепко обнял.

– Джуни, ты тоже хочешь, чтобы я остался?

В просветы между складками отцовской рубашки я увидела, как сестренка безмолвно кивнула. А еще мне показалось, что я успела заметить блеск в глазах Джуни, когда она, глядя на нас, высунула язык над своими маленькими, острыми, лисьими зубками.

Отец отступил в сторону, посмотрел сначала на часы, а потом на телефон. И его лицо смягчилось.

– Лопайте попкорн, а я схожу за настольной игрой. «Игра в жизнь» подойдет?

***

– Все должно было быть не так, – вздохнул отец. Он вел свой крошечный пластмассовый автомобиль по дороге, петлявшей между маленькими зелеными горами, по которой ехали еще две детские машинки – розовая и голубая.

– Ты заберешь больше людей, – отозвалась Джуни, глядя на доску.

Отец улыбнулся, скорее, меланхолично:

– Я не про игру.

Он покосился на дверь в спальню. Никто из нас и не подумал позвать маму в этот час – нереальный, охваченный паникой промежуток времени, пришедшийся на три часа ночи и оторванный от окружающего мира.

– Для меня она – самая красивая женщина, – медленно проговорил отец. – Вы это знаете, девочки?

Джуни кивнула. Я тоже хотела кивнуть, но не смогла – теперь, когда узнала, что он был неверен матери. Как знать, может, он продолжал ей изменять и поэтому почти не бывал дома.

Я крутанула колесо, прислушалась к его дребезжащему звуку.

– Хизер? – мягко позвал меня отец.

Мне не хотелось на него смотреть, но я не удержалась. И когда наши взгляды встретились, я заметила в глазах отца настойчивость, требовательный призыв, чтобы его выслушали.

– Я очень сильно люблю вашу маму. И вас, мои девочки, я люблю всем сердцем и душой. Мне нужно, чтобы вы это понимали. – Я не ответила сразу, и отцовский голос стал более низким, гулким: – А еще мне нужно, чтобы вы помнили: я глава этого дома.

Я осознала, что стиснула кулаки, и поспешила их разжать; кровь снова прилила к занемевшим пальцам. Вряд ли отец догадался о том, что миссис Хансен все мне рассказала. Так почему он словно исповедовался перед нами, признавался в измене? Нет, даже не так. Он опять что-то выведывал у меня.

Он все время что-то выведывал, требовал, хотел от нас…

– Хизер? – снова обратился ко мне отец с небывалой теплотой в