– Ферштейн? Понимать меня, ты, глупая обезьяна? – Потом отмахнулся рукой:

- Ни хрена ты не понимать, морда твоя ужасная…

Видя, что вся группа не представляет для него опасности, он решил подобрать все вещи и рассовать их по карманам – неизвестно, что ещё в будущем придёт в голову их вожаку. В его тупую голову.

Ни первый, ни восьмая не обратили на его сборы никакого внимания, что подтверждало выводы фотографа: им просто не с чем было сравнивать незнакомые предметы, по своей структуре весьма далёкие от их скудного разума. Остальные продолжали разматывать верёвку и удивлённо издавать гортанно: О-ха-а! А-хо-а!

Теперь, в сущности, он чувствовал себя спокойнее. Панический страх ушёл, и ему даже стало немного забавно наблюдать за этими примитивными, как он их окрестил, людоедами. Он уже понял – отчасти из разговоров профессора, отчасти из школьной программы и передач по телевизору – что попал в какой-то очень далёкий отрезок временной эпохи, судя по всему, в самый конец ледникового периода – за тридцать или сорок тысяч лет до нашей эры. Неандертальцы и мамонты – это он знал – как раз и обитали в этом промежутке времени, а точнее, их последние представители. Профессор говорил, что позже начнётся их довольно быстрое повсеместное вымирание. По большому счёту, ему начинало здесь нравиться. Он согрелся, восьмая тянула к нему руки потрогать одежду, и когда он достал из кармана коробок и зажёг одну из спичек, то с упоением понял, что он стал для них Богом.

Примитивные существа от испуга присели на колени и обхватили головы руками.

Поклонение!

…Такого потрясающего эффекта он не ощущал за всю свою прожитую жизнь.

********

Есть возможность установить здесь собственный культ поклонения, подумал с наслаждением фотограф, улыбаясь в предвкушении безмерных границ, открывающихся перед ним. Почему бы и нет? Ведь он-то, собственно говоря, и станет первоисточником зарождения первой примитивной религии на Земле. А что? Чувствовать себя первым божеством на планете будет довольно приятно. Теперь всё будет для него, ведь эти придурки и понятия не имеют не то что о спичках, а и вообще об остальных простейших вещах, положим, того же 20-го века. А он человек прогрессивный, и теперь ему не надо будет пресмыкаться перед интеллектом профессора и его дружка Семёна: теперь ОН самый разумный здесь на всей планете! – от этих мыслей хотелось взлететь куда-то к небесам и парить там до бесконечности. Он только сейчас начал осознавать, насколько он могуществен со спичками, ружьём, фонариком и прочим атрибутом технологической цивилизации!

Первый всё время оглядывался, следует ли за ним незнакомец. Они уже миновали разгромленную полосу, по которой прошёл мамонт и, судя по всему, сегодня об охоте не могло быть и речи. Губа не знал, чем руководствуется вожак, но догонять мохнатого исполина они не стали, предпочитая возвратиться назад в свои пещеры. Теперь у них было более интересное приобретение в виде непонятного существа, умеющего разводить огонь одним щелчком пальцев. Индивид, по их мнению, был отчасти странен ещё и тем, что не имел бороды, густых волос, которые, кстати, были намного светлее их собственных, был одет в неведомые ими ранее шкуры и обут соответственно, неся в руке удивительное копьё, похожее на прямой винтовой рог крупной антилопы - вилорога.

Восьмая следовала за незнакомцем, пристально всматриваясь в странные следы, оставляемые им на свежевыпавшем снегу. Следы эти не были похожи ни на один след известного ей животного: тракторные подошвы армейских ботинок напоминали ей след ящерицы, оставляемые её хвостом – не более того.

Далеко в пещерах виднелись очаги костров, и морозный дым от тлеющих углей поднимался к девственно-чистому небу, разнося по раскинувшейся территории запахи приготовляемой на огне пищи. До пещер было ещё далековато, и Губа видел лишь маленькие силуэты, копошащиеся при входах в подземелья. Здесь его ждал сногсшибательный приём, здесь он отъестся до отвала, отдохнёт и почувствует себя распорядителем жизни: так, во всяком случае, он об этом думал.

И как раз в этот момент со стороны шестого послышался предостерегающий вопль, затем Губу что-то со всего размаху врезало в спину, и он слетел на землю, чувствуя режущую боль в пояснице. Создалось впечатление, что его пнул горный хребет, видимый им на горизонте. Послышался грозный рык, щёлканье челюстей и протяжный всхлипывающий стон, когда от тебя, ещё живого вырывают из плоти куски мяса, разрывая мышцы, связки и конечности. Нападение сзади было столь стремительным, что группа опешила от неожиданности - все рассыпались по поляне в разные стороны, оставив на месте трагедии лишь упавшего Губу и уже наполовину истерзанного шестого. Он тоже был здесь. В некотором роде. Половина его тела трепыхалась на земле, выдавая в воздух испарения тёплого пара, а вторая половина бесформенной массой краснела поодаль; кровь, залившая его лицо, уже застывала на морозе, и зловещие пятна темнели на снегу, разбрызганные по ветвям ближайшего кустарника. Огромной величины леопард с выступающими верхними клыками с жутким урчанием трепал нижнюю половину туловища, разгрызая с хрустящим звуком коленные суставы бедняги, так и не успевшего похвастаться перед соплеменниками той верёвкой, что подарил ему незнакомец. Глаза саблезубого леопарда настороженно и с каким-то диким наслаждением наблюдали за фотографом, в то время как челюсти продолжали рвать ещё тёплое мясо. По всему телу Губы прошла волна панической дрожи, и столь глубока была его пропасть между логикой и пришедшей в голову мыслью, что он даже не смог сразу облечь её в разумное действие. А следовало-то всего вскочить и бежать со всех ног, иначе следующей жертвой будет он сам. Нужно выхватить из-за спины ружьё и выстрелить в эту громадную тварь, пока она наслаждается вывернутыми наружу кишками. Если он сейчас не выстрелит, то это будет его последний – он же и первый день пребывания среди доисторических людей ледникового периода, где он так и не успел стать богом. Ещё секунда, и саблезубый леопард кинется на него…

Но произошло неожиданное.

Восьмая, гортанно что-то вопя и подскакивая на ходу, бросилась к хищнику, потрясая копьём и размахивая длинными неуклюжими руками. Руководил ли её примитивным сознанием страх, или инстинкт самозащиты, Губа так и не понял. Тут же вслед за восьмой на поляну кинулись и все остальные во главе с первым. В жуткого монстра полетели копья, одно попало ниже лопатки и,