коротко взвыв, леопард начал пятиться, ощерив кровавую пасть, грозно озираясь. Теперь уже вся группа метали копья в тело хищника, пока, наконец, не пронзили левую глазницу, а затем уже и сердце. Сделав пару затихающих в агонии движений, грозный исполин перевернулся на земле, забился в конвульсиях и вывалил из пасти язык, обрамлённый густой кровавой пеной. Через секунду он затих, дёрнулся ещё раз, и вытянулся на снегу во всю длину своего мощного тела.

Всё было кончено.

Только теперь Губа поднялся на ноги: стрелять не пришлось, и он, таким образом, до поры до времени придержит свой секрет от остальных. Но какова восьмая! Именно она первой кинулась на его защиту. Шестого не жалко: Губа посмотрел на истерзанные куски чего-то красного и бесформенного, будто только что месили тесто для пирога – да так и бросили. Он тут же забыл о жертве и подобрал моток верёвки, валявшийся подле растерзанной ноги: подарок был возвращён первоначальному владельцу – что и требовалось доказать. Обменяет позже на что-нибудь более полезное. Делов-то…

Испуг прошёл.

Он улыбался.

********

Судя по всему, он, возможно, находился сейчас в климатической зоне Северной Европы, а может в той же зоне магнитной аномалии, расположенной близ будущего города Курска с его областью – там, в настоящем его времени. Червоточины продолжают обмениваться своими пространствами, сделал он вывод, входя за остальными в одну из пещер. Выходит, что прав был этот чёртов профессор, предполагая, что между двумя магнитными аномалиями – Курской и Баргузинской на Байкале – существует некая физическая и мистическая связь на атомарном уровне силовых полей, посылая друг другу параллельные пространства через миры и антимиры. Он этого не знал, физику не любил, и поэтому особо на этот счёт в конечном итоге не заморачевался. Фигурально выражаясь, ему было глубоко наплевать на эти непонятные физические законы и постулаты науки, вышедшие из-под контроля и перевернувшиеся с ног на голову в случае с данными аномалиями.

Чтобы подкрепить свой, внезапно свалившийся на него авторитет, Губа у всех на глазах зажёг ещё одну спичку, пряча коробок в руке так, чтобы они видели только вспыхнувшее пламя от щелчка его пальцев. Получилось довольно убедительно. Крики радости и удивления благоговейно огласили своды пещеры.

- О-жё-о! О-жжё-о!

- Мо-ха! Мо-ха!

- Гра-у! Гра-у!

Второе и третье, по всей видимости, относилось к мамонту и леопарду, смекнул фотограф.

Губа чувствовал себя по-настоящему счастливым: теперь он для них и царь, и бог, и центр их примитивной вселенной. Так чувствуют себя шаманы в каком-либо недоразвитом обществе, подумал он с усмешкой. Взял бубен в руки, произнёс несколько замысловатых заклинаний (главное, чтоб не было понятно), воздел руки к небу, изобразил простейший фокус, и всё. Они у твоих ног, падшие ниц и молящиеся на тебя.

Уже к вечеру он чувствовал своё отдельное привилегированное положение во всём. Ему было отведено лучшее место в пещере рядом со шкурой вождя, отдавались лучшие куски мяса, и он даже попробовал местного бродящего пойла, неизвестно кем и из чего приготовленного.

Весь вечер восьмая ни на шаг не отходила от него, подсовывая самые жирные куски мяса и подливая в скорлупу от черепах гадко пахнувший напиток. А когда он, уже порядком пьяный, укладывался спать, она без лишней застенчивости забралась к нему под шкуру, и он, грубый неотёсанный мужик 20-го столетия не смог её оттуда выгнать. Природа взяла своё, и без лишних усилий он полностью овладел ею, на примитивном уровне, повинуясь слепому сексуальному инстинкту.

С этим и уснул, заботливо укрытый шкурой.

Теперь она будет носить в чреве его ребёнка, совсем не подозревая, что так же будет являться прародительницей возможной альтернативной ветви одной из рас человечества, как такового.

Неандертальцы занимались своими делами, поначалу с опаской поглядывая на всесильного незнакомца, но к концу первого дня немного успокоившись: кто скоблил скребком шкуры, кто растягивал для просушки кишки убитых ранее животных, кто поддерживал огонь и носил хворост. Женщины варили в огромных панцирях черепах незамысловатое варево без соли и специй, которых ещё не знали, молодые особи коптили на дыму куски мяса, дети резвились на скалах и отчаянно визжали от восторга – стоило Губе появиться в поле их видимости.

И вот тут-то ему как раз и представилась возможность возвыситься над ними ещё больше, приобретя в их глазах статус не только неприкосновенного тотема, а ещё могущественнее – повелителя луча Солнца.

Вытащив из кармана фонарик, он включил его и направил рассеянный луч на стену скалы. Сзади послышались испуганные крики, призывающие взрослых лицезреть сие новое неведомое чудо, в то время как восьмая едва не присела от восторга, издав гортанный звук:

- О-нце!

Губа снисходительно улыбнулся и, шутки ради, обвёл всех столпившихся ярким лучом фонаря, ослепляя и обращая их в бегство. Он купался в лучах славы. Это был его звёздный час.

Освещая, таким образом, каменную стену, «повелитель луча солнца» двинулся вглубь пещеры, надо полагать в ту её часть, куда неандертальцы не решались заходить ни под какими уговорами.

На стенах плясали отблески пещерных светлячков в хитиновых покрытиях – их метаболизм позволял прожить всю жизнь в темноте и вывести потомство, ни разу не выходя на солнечную поверхность. Отблески эти плясали, как Губа смог убедиться, на потёках лавы, превратившейся со временем в обсидиан с разливами красного, жёлтого и синего цветов, словно витраж стеклянной разноцветной мозаики.

На всякий случай он переместил ружьё из-за спины себе на грудь и продолжил высвечивать лучом чёрную пасть зева пещеры впереди себя.

И тут он увидел ЭТО.

…На совершенно гладкой, без единого изъяна поверхности, у него над головой был выдавлен (или чем-то вырезан) идеальный, до боли знакомый геометрический треугольник с равнобедренными сторонами, откинувший сразу его разум в далёкие воспоминания. Такие треугольники они чертили в школе ещё тогда, когда он был обычным дворовым мальчишкой, ничем не отличающийся от сверстников, разве что любил отрывать крылья у бабочек.

Увидев подобную совершенно идеальную фигуру здесь, фотограф потерял дар речи. В его воспалённом мозгу стена с гладкой поверхностью ещё могла ассоциироваться, например, с потоком воды. Бывают же гладкие валуны на берегу моря. Однако идеальный огромный треугольник, явно не природного происхождения! – тут и профессором не нужно быть, чтобы понять, что ни один неандерталец, в силу своих примитивных познаний, просто не в состоянии представить сложную фигуру геометрии, поскольку они даже, мать их, разговаривать нормально ещё не умеют!

Он повернулся к восьмой, застывшей позади него, как внезапно почувствовал стремительный и могучий удар током,